Выбрать главу

Его мысли соскользнули на сказанное Сергеем Андреевичем на Полянке – про судьбу и сюжет. Тогда эти слова толкнули его вперёд, словно новая, смазанная пружина, вставленная в изношенный проржавевший механизм заводной игрушки. Но вместе с тем, они были ему чем-то неприятны. Может, оттого, что его теория лишала Артёма свободной воли, и если бы он пошёл теперь вперёд – то не следуя собственному решению, а покоряясь сюжетной линии своей судьбы. А с другой стороны – как можно было после всего произошедшего с ним отрицать существование этой линии? Теперь он не мог уже больше поверить в то, что вся его жизнь – только цепь случайностей. Слишком много пройдено уже, и с этой колеи нельзя так просто сойти. Если он зашёл так далеко, он должен идти и дальше – такова неумолимая логика его пути. И главное, ему совсем этого не хотелось. Сейчас уже поздно сомневаться, и нельзя уже отвернуться и двинуться обратно. Он должен идти вперёд, даже если это означает ответственность не только за его собственную жизнь, но и за жизнь других. Эти жертвы не напрасны, он должен их принимать, он должен пройти свой путь до конца и закончить то, ради чего он оказался в этом мире. Это и есть его судьба.

Как же ему раньше не хватало этой ясности в мыслях, удивился Артём. Сомневался в своей избранности, отвлекался на глупости, всё время колебался, хотя ответ всегда был рядом. Прав был Ульман: усложнять жизнь ни к чему.

Он шёл, бодро печатая шаг. Никакого шума из труб он так и не услышал: словно в подтверждение его слов в туннелях до ВДНХ вообще не встретилось ничего опасного. Однако всё время Артёму попадались люди, идущие к Проспекту Мира: он двигался наперекор потоку несчастных, загнанных людей, бросивших всё и бегущих от опасности. Они озирались на него, как на сумасшедшего: он один шёл в самое логово ужаса, в то время как остальные старались покинуть проклятые места. Ни у Рижской, ни у Алексеевской дозоров не было. Погрузившись в свои мысли, Артём сам не заметил, как подошёл к ВДНХ, хотя и прошло не меньше двух часов.

  Ступив на станцию и оглядевшись вокруг, он невольно вздрогнул – до того она напоминала ему ту ВДНХ, которую он видел в своих кошмарах. Половина освещения не работала, в воздухе стоял запах пороховой гари, а где-то в отдалении слышались стоны и надрывный женский плач.

Он взял автомат в руки и двинулся вперёд, осторожно огибая арки и внимательно присматриваясь к теням. Было похоже, что чёрным удалось по крайней мере один раз прорвать заслоны и добраться до самой станции. Часть палаток была размётана, в нескольких местах на полу виднелись засохшие следы крови. В других ещё жили, кое-где внутри сквозь брезент даже просвечивал фонарик.

Из северного туннеля доносилась отдалённая стрельба. Выход в него был перекрыт горой мешков с грунтом в человеческий рост. Три человека прижимались к этой ограде, видимо, наблюдая за туннелем сквозь бойницы или держа подходы на прицеле.

- Артём? Артём! Ты здесь откуда? – окликнул его знакомый голос.

Обернувшись, он заметил Кирилла – одного из членов отряда, с которым он в самом начале своего путешествия выбирался с ВДНХ. Рука у Кирилла свисала на перевязи, а волосы на голове были всклокочены ещё больше, чем раньше.

- Вот, вернулся, - неопределённо ответил Артём. – Как вы тут держитесь? Где дядя Саша, где Женька?

- Женька! Кого хватился... Убили его, неделю назад уже, - мрачно сказал Кирилл.

Сердце у Артёма ухнуло вниз.

- А отчим?

- Сухой жив-здоров, командует. В лазарете сейчас, - он махнул рукой в направлении лестницы, ведущей к новому выходу со станции.

- Спасибо! – Артём бросился бежать.

- А ты-то где был? – вдогонку ему закричал Кирилл.

«Лазарет» выглядел зловеще. Настоящих раненых здесь было немного – всего человек пять, большую часть пространства занимали другие пациенты. Спелёнатые, как младенцы, и упрятанные в спальные мешки, они были выложены в ряд. У всех были широко распахнуты глаза, а из приоткрытых ртов неслось бессвязное мычание. Присматривала за ними не сиделка, а автоматчик, держащий в руках склянку с хлороформом. Время от времени один из спелёнатых начинал возиться по полу, подвывая и передавая своё возбуждение остальным, и тогда охранник прикладывал ему к лицу пропитанную снотворным марлю. Сон не наступал и глаза не закрывались, но человек на некоторое время затихал, успокаивался.

Сухого Артём увидел не сразу – тот был в служебном помещении, обсуждал что-то с их станционным врачом. Выйдя наружу, он натолкнулся на Артёма и обомлел.

- Ты живой... Артёмка! Жив... Куда же ты? Слава богу... Артём! – забормотал он, трогая Артёма за плечо, словно желая убедиться, что тот и вправду стоит перед ним.