Долгое, терпеливое нащупывание и восторг – от того, что такой толмач, избранный, найден. Но ещё до того, как контакт с ним установлен, он исчезает. Щупальца Общего ищут его повсюду, иногда захватывая, чтобы начать общение, но он тоже боится, вырывается, выскальзывает и убегает. Его приходится поддерживать и спасать, останавливать, предупреждать об опасности, подталкивать, и снова вести его домой, туда, где связь с ним будет особенно сильна и чиста. Наконец, контакт становится довольно твёрдым – каждый день, иногда по нескольку раз удаётся сблизиться с избранным, и тогда он делает ещё один робкий шаг к пониманию своей задачи. Своей судьбы. Он всегда был предназначен именно для этого, ведь даже саму дорогу чёрным в метро, к людям, открыл не кто иной, как он.
Артём мысленно задал им тревоживший его вопрос – что же случилось с Хантером, и ему ответили: в ответ на возникший в его голове образ Охотника ему просто пришёл другой образ, объяснявший: его больше нет. Он был солдат, а не дипломат, он не хотел и не мог установить мир между ними, он был создан для уничтожения. Его пытались убедить в бесполезности и глупости войны, но ничего не вышло, и тогда ему просто приказали умереть. Артём увидел его смерть, тихую и безболезненную, и даже не ощутил в себе гнева и желания отомстить, только жалость по отношению к этому человеку, который оказался неспособен понять.
Теперь его больше ничего не отвлекало от главного, и он снова раскрыл свой разум их разуму.
Артём стоял сейчас на грани осознания чего-то невероятно важного – он уже испытывал это чувство в самом начале своего похода, когда сидел у костра на Алексеевской. Это было именно оно – ясное ощущение, что километры туннелей и недели блужданий снова вывели его к потайной дверце, открыв которую, он обретёт понимание всех тайн мироздания и вознесётся над убогими человеками, выдолбившими свой мирок в неподатливой мёрзлой земле и зарывшимися в него с головой. Он мог отворить её уже в тот раз, и тогда всё его странствие было бы ни к чему. Но в прошлый раз он попал к этой двери случайно, заглянул в замочную скважину и отпрянул, испугавшись увиденного. А теперь его долгий путь к ней заставлял его без колебаний открыть её и предстать перед светом абсолютного знания, который хлынет наружу. И пусть он ослепит его – глаза тогда уже будут лишь неуклюжим и бесполезным инструментом, годным для тех, кто ничего в своей жизни не видел, кроме сводов туннелей и замызганного гранита станций.
Он должен был только протянуть руку навстречу поданной ему ладони – пусть страшной, пусть непривычной, обтянутой лоснящейся чёрной кожей – но несомненно дружеской. И тогда дверь откроется. И всё будет по-другому. Перед его мысленным взором распахнулись необозримые новые горизонты, прекрасные и величественные. Сердце заполнила радость и решимость, и была только капелька раскаяния в том, что он не мог понять всего этого раньше, что он гнал от себя друзей и братьев, тянущихся к нему, так рассчитывающих на его помощь, его поддержку, потому что только он один во всём мире может это сделать.
Он взялся за ручку двери и потянул её вниз.
Сердца тысяч чёрных далеко внизу вспыхнули радостью и надеждой.
Тьма перед глазами рассеялась и, приникнув к биноклю, он увидел, что сотни чёрных фигурок на далёкой земле замерли на местах. Ему показалось, что все они сейчас смотрят на него, не веря, что столь долго ожидаемое чудо свершилось, и конец бессмысленной братоубийственной вражде положен.
В эту секунду первая ракета молниеносно прочертила огненно-дымный след в небе и ударила в самый центр городища. И сразу за ней алеющий небосклон располосовали ещё три таких же метеора.
Артём рванулся назад, надеясь, что залп ещё можно остановить, приказать, объяснить... Но тут же сник, понимая, что всё уже произошло.
Оранжевое пламя захлестнуло «муравейник», вверх взметнулось смоляное облако, новые взрывы окружили его со всех сторон, и он сдулся, рухнул, испустив усталый предсмертный стон, потом его заволокло густым дымом горящего леса и плоти. А с неба всё падали и падали новые ракеты, и этот гибельный дождь продолжался секунду за секундой, и каждая смерть, которую он нёс, отдавалась тоскливой болью в душе Артёма.
Он отчаянно пытался нащупать в своём сознании хотя бы след того присутствия, которое только что так приятно наполняло и согревало его, которое обещало спасение ему и всему человечеству, которое давало ему смысл... Но от него ничего не оставалось. Его сознание было как заброшенный туннель метро, где совершенную пустоту не даёт разглядеть только стоящая в нём кромешная тьма. И Артём чётко, остро почувствовал, что уже никогда за отведённое ему время там не возникнет тот свет, которым он сможет озарить свою жизнь и найти в ней дорогу.
- Как мы славно их взгрели, а? Будут знать, как к нам с мечом! – потирал руки Ульман. – А, Артём? Артём!
Весь Ботанический сад, а заодно и ВДНХ превратились в одно страшное огненное месиво, огромные клубы жирного чёрного дыма лениво поднимались в осеннее небо, и багровое зарево чудовищного пожара мешалось с нежными лучами восходящего солнца.
Артёму стало невыносимо душно и тесно. Он взялся за противогаз, сорвал его и жадно, полной грудью вдохнул горький холодный воздух. Потом вытер выступившие слёзы и, не обращая внимания на окрики, стал спускаться по лестнице вниз.
Он возвращался в метро.
Домой.