- Твою мать! Напугал как! А я то уже думал что всё, убили тебя…- ехидно вставил Андрей и все люди, сбившиеся у костра на двухсот пятидесятом метре, дружно загоготали.
Даже сам Пётр Андреич, сначала сердито взглянув на Андрея, а потом не выдержав, засмеялся. Смех раскатился по туннелю, рождая где-то в его глубинах искажённое эхо, непохожее ни на что жутковатое уханье… И прислушиваясь к нему, все понемногу затихли.
И тут из глубины туннеля, с севера, довольно отчётливо послышалось те самые подозрительные звуки – шорохи, и лёгкие дробные шаги.
Андрей, конечно, был первым, кто всё это расслышал. Мгновенно замолчав и дав остальным знак молчать тоже, он поднял с земли автомат и вскочил со своего места. Медленно отведя затвор и дослав патрон, он бесшумно, прижимаясь к стене, двинулся от костра – в глубь туннеля. Артём тоже поднялся, очень любопытно посмотреть было, кого он упустил в прошлый раз, но Андрей обернулся и шикнул на него сердито, и он послушно опустился на место.
Приложив автомат прикладом к плечу, Андрей остановился на том месте, где тьма начинала сгущаться, а свет от костра совсем уже слабел, лёг плашмя, и крикнул: «Дайте света!»
Один из его людей, державший на готове мощный аккумуляторный фонарь, собранный местными умельцами из старой автомобильной фары, включил его, и луч света, яркий до белизны, вспорол темноту. Выхваченный из мрака, появился на секунду в их поле зрения неясный силуэт – что-то совсем небольшое, нестрашное вроде, которое тут же стремглав бросилось назад, на север. Артём, не выдержав, заорал что было сил: « Да стреляй же! Уйдёт ведь!»
Но Андрей отчего-то не стрелял. Пётр Андреич поднялся тоже, держа автомат наготове и крикнул: «Андрюха! Ты живой там?» Сидящие у костра обеспокоенно зашептались, и послышалось лязганье затворов. Но тут он наконец показался в свете фонаря, вставая с земли, отряхивая свою куртку и смеясь.
- Да живой я, живой! – выдавил он сквозь смех.
- Что тут смешного-то? – настороженно спросил Пётр Андреич.
- Три ноги! И две головы! Мутанты! Чёрные лезут! Всех вырежут! Стреляй, а то уйдёт! Шуму-то сколько понаделали! Это надо же, а! – продолжал смеяться Андрей.
- Что же ты стрелять не стал? Ладно, ещё парень мой – он молодой, не сообразил… А ты как проворонил? Ты ведь не мальчик … Знаешь, что с Полежаевской случилось? – спросил сердито Пётр Андреич, когда Андрей вернулся к костру.
- Да слышал я про вашу Полежаевскую уже раз десять! – отмахнулся Андрей. – Собака это была! Щенок даже, а не собака… Она тут у вас уже второй раз к огню подбирается, к теплу и к свету. А вы её чуть было не пришибли, и теперь ещё меня спрашиваете – почему это я с ней церемонюсь? Живодёры!
- Откуда же мне знать, что это собака? - обиделся Артём. - Она тут такие звуки издавала… И потом, тут, говорят, неделю назад крысу со свинью размером видели…- его передёрнуло. - Пол-обоймы в неё выпустили, а она – хоть бы хны…
- А ты и верь всем сказкам. Вот погоди… Сейчас я тебе твою крысу принесу! - сказал Андрей, перекинул автомат через плечо, отошёл от костра и растворился во тьме.
Через минуту из темноты послышался его тонкий свист. А потом и голос его раздался тихо, ласковый и зовущий: « Ну иди сюда… Иди сюда, маленький, не бойся!» Он уговаривал кого-то довольно долго, минут десять, и подзывая, и свистя, и вот, наконец, его фигура снова замаячила в полумраке. Он вернулся к костру, присел и, торжествующе улыбаясь, распахнул куртку. Оттуда вывалился на землю щенок, дрожащий, жалкий, мокрый, невыносимо грязный, со свалявшейся шерстью непонятного и неразличимого цвета, с чёрными глазами, наполненных ужасом и прижатыми маленькими ушами. Очутившись на земле, он немедленно попытался удрать, но был схвачен за шкирку твёрдой Андреевой рукой и водворён на место., Гладя его по голове, Андрей снял с себя куртку и накрыл его.