Плачидо заявил, что ему не в чем себя упрекнуть, разве что в одном убийстве, совершенном примерно четыре года назад, то есть через несколько месяцев после обращения к новому образу действий. Жертвой был неаполитанский полковник, направлявшийся с Сицилии, где стоял его гарнизон, через Калабрию прямо в ставку. Событие это произошло между Милето и Монтелеоне, так что Плачидо был переведен, соответственно, из Козенцы в Монтелеоне.
Процесс продолжался шесть месяцев; Плачидо приговорили к смерти.
На следующий день после получения уведомления о решении суда Плачидо призвал к себе судебного секретаря: оказывается, ему только что вспомнилось, что после совершения первого убийства он еще раз проявил слабость и потому виновен еще в одном убийстве. На этот раз речь шла об англичанине, направлявшемся из Салерно в Бриндизи; само же преступление свершилось между Таранто и Ориа. Это признание сводило первый приговор на нет: теперь, Плачидо Бранди был препровожден из Монтелеоне в Таранто.
Начался второй процесс; однако на этот раз, поскольку обвиняемый имел дело с гораздо более активными судьями, следствие продолжалось не более четырех месяцев. И опять, как и в первый раз, Плачидо был приговорен к смерти.
Накануне казни к осужденному, чтобы приготовить его к смерти, пришел монах. Елейно-вкрадчивый тон его речей тронул сердце Плачидо, каким бы черствым оно ни было, и он, воспользовавшись столь счастливым стечением обстоятельств и желая обрести спасение души, признался, что после второго убийства он, к несчастью, совершил такое же злодеяние в третий раз — убил богатого мальтийского купца, чей корабль стоял на якоре в порту Мессины. Это произошло в трех льё от Реджо, и именно там, поддавшись дьявольскому наущению, он осуществил свой злодейский замысел. Раскрывшаяся тайна была до такой степени серьезной, что священник испросил у кающегося разрешения предать ее гласности. Плачидо ответил, что он готов во имя искупления грехов претерпеть все необходимые испытания, которым он умоляет Господа подвергнуть его. Тогда монах направился к губернатору Таранто и рассказал ему об убийстве мальтийского купца, присовокупив подробности, не вызывавшие ни малейшего сомнения. Губернатор соответственно распорядился о приостановлении казни, и Плачидо под надежным конвоем посадили на корабль в Бриндизи и через неделю доставили в Реджо, где он и сошел на берег.
Там все еще помнили об исчезновении негоцианта, в убийстве которого признался Плачидо. А поскольку население Реджо в основном состоит из купцов и мореходов, значительная часть необходимых для разбирательства свидетелей находилась в то время в пути. И потому судебная коллегия вынуждена была ждать их возвращения. По мере того, как эти свидетели прибывали, их вызывали в суд и они давали свидетельские показания. Это обстоятельство в значительной степени затягивало расследование; в результате этого процесс продлился год. Как и во втором случае, Плачидо приговорили к смерти.
И Плачидо стал готовиться к концу, достойному христианина. Поэтому начиная со дня вынесения приговора и вплоть до дня казни он постоянно постился и молился. И священник, явившийся, чтобы приготовить его к смерти, удостоверился в абсолютной искренности его раскаяния. Служитель Церкви всю ночь провел с обреченным на казнь, распевая со своим подопечным литании в честь Святой Девы; утром же, невзирая на усталость, он не согласился на то, чтобы уступить место другому, ибо желал, чтобы честь обращения грешника принадлежала целиком и полностью ему одному.
Плачидо отправился в путь в сопровождении всего города; время от времени он просил остановить осла, чтобы обратиться к людям с нравоучительной речью. На каждой остановке толпа рыдала и люди били себя в грудь; наконец показалась виселица. Процессия сделала последнюю остановку, и приговоренный обратился к горожанам со столь трогательной речью, что вокруг слышались лишь всхлипывания и громкий плач. Внезапно он осекся, словно на него нахлынуло какое-то тяжкое, неожиданное воспоминание; все стали умолять его продолжать.
— Увы, братья мои! — воскликнул Плачидо Бранди. — Я всего лишь жалкий грешник, не заслуживающий вашего сострадания: если вы полагаете, что знаете обо всех моих преступлениях, то ошибаетесь: моя память мне только что подсказала, что всего лишь за неделю до моего ареста я предал жестокой смерти одного несчастного далматинского торговца, продававшего товары вразнос, — после «Аве Мария» он вышел из Боджано в надежде добраться до ночлега в Кастровиллари. Потому, как вы видите, я недостоин вашей жалости. Оставьте меня, и пусть меня покарает гнев небесный — я вполне того заслуживаю.