Нет уж, Россия просвещённая держава, и такого тут никто не попустит.
Или, скажем, я комиссию назначаю, точное время начало проверки, точное — окончания, затем время на отдых и обед, время на дорогу, и новая проверка. Для чего нужна такая точность? А чтобы не расслаблялись на местах. Иной раз, действительно, приходится опаздывать, отчего чиновники вынуждены ждать, не ведая, когда приедет начальство. Только я этого не люблю и не понимаю начальство, которое себе в угоду когда хотят на службу являются. Если время правильно рассчитать, то обычно ещё и чуть заранее выходит, нужно только, чтобы все подчинённые в назначенное время на своих местах или, где им назначено, находились.
Говорят, мол, я жесток. А что сделаешь, если иные слов не понимают? Один раз скажешь, другой, а на третий назначаешь наказание. Причём замечено, пока подчинённых по головке гладишь, они тебе на спину норовят плюнуть. А чуть покруче зажал, так вроде как и опомнились: «честь имею служить». А всё почему? Из-за привычки от дела отлынивать. По нашему всегдашнему русскому «авось» живут, так и служат, так и помрут, ничегошеньки не успев сделать ни на благо державы, ни ради близких и родных. Зачем сукно на форму для личного состава проверять, всё одно служивому обмундирования надолго не хватает? Не проверяют, за гнильё деньги из казны платят, и немалые ведь деньги. А солдаты потом мёрзнут! Приходится за всем доглядывать, самолично лезть на склады, вытаскивать рулоны материала, метр за метром скрупулёзно проверять… чай, себе-то покупая, всё проверят. А солдату что же? На боже, что нам не гоже! В лицо, разумеется, не смеются, но за глаза… Как иначе можно приучить подчинённых работать? Только на личном примере, на одном складу полотно досмотрел, и где грязь или какую порчу углядел, сразу на вид. Оштрафовал, на гауптвахту определил, на следующем складу, поди, сами поторопятся вперёд комиссии проверить и, коли что, меры принять.
Помню, как-то раз великий князь Павел Петрович пожелал провести смотр гатчинских войск. Время было назначено на полдень. Без пяти минут двенадцать все войска собраны и построены, но Павел Петрович, должно быть, забыл про смотр. Час стоим, полтора, два… по строю ропот идёт. Наконец не выдержал какой-то ротный, ушёл, за ним другой, кругом и в казарму, третий, четвёртый… Остался лишь я и моя батарея. Поворачиваюсь к ребятам и держу такую речь, дословно сейчас уже не помню, давно дело было, но в общих словах так: «Случись война, стояли бы? Держали рубеж?» Они как грянут: «Стояли бы, держали». «Вот и теперь стойте и держите. Без приказу ни шага назад». Стоим, солнце печёт, мимо нас посыльные да мелкие служащие по своим делам, точно мухи, туда-сюда шныряют. Стоим. И вот вдруг открывается дверь, и из левого флигеля выходит сам великий князь в окружении нескольких придворных, обедать собрался. На нас воззрился удивлённо, мол, чего стоим-то?
Тут я осмелел, вперёд вышел и, печатая шаг, раз-два, раз-два, к его императорскому высочеству. А тело-то ноет, а ноги-то от долгого стояния задубели. Ну, дошёл как-то. И рапортую, мол, явились по его приказу. У цесаревича аж слёзы из глаз брызнули. Обнял он меня, потом к солдатам моим пошёл. Смотрел так, словно рублём каждого одаривал. Фамилию мою спросил, запомнил, поблагодарил за службу и с Богом отпустил.
Вот после этого нашего «великого стояния» стал Павел Петрович меня от всех прочих отличать. Когда же милостью Божьей на престол взошёл, сделал меня сначала комендантом Санкт-Петербурга. Придворные потом говорили, что такого коменданта, как я, в жизни никогда не было и опосля не будет, потому как в любое время дня и ночи по первому зову к его величеству являлся. Шутили, де я не моюсь и сплю в одежде и сапогах. Враньё. Много бы я достиг при дворе-то, не мывшись? Из усердия научился в минуту полностью одеваться, специального слугу всегда при себе держал, чтобы помогал. Вышколил его и парикмахера ещё, чтобы только моими были, чтобы никуда не отходили, чтобы в любое время дня и ночи. Сработало.
В день коронации — великий для всей России день 5 апреля 1797 года был я возведён в баронское достоинство и встал в ряды александровских кавалеров. Герб нарисовали, и к нему сам его величество приписал недрогнувшей рукой: «Без лести предан». Проходят две недели, и я получаю новое назначение — генерал-квартирмейстер всей армии. Ещё через два года возведён в графское достоинство. Когда же государь почил в бозе, я продолжил служить новому императору — сыну его, Александру Павловичу. Долгое время оставался начальником всей артиллерии, но потом его величество, видя старания мои, назначил меня на пост военного министра. Впрочем, эта должность оказалась не по мне, и очень скоро, по моей же просьбе, я был назначен генерал-инспектором всей пехоты. Потом…