Командир радиорубки лейтенант Сергей Архипов был в помещении уже через две минуты; переодетый в повседневную служебную форму он, подойдя к радисту почти вплотную, спросил:
– Ну чего там?
Вошедший незадолго до начальника Максим дрогнул, обернулся, с бледным видом глянул на командира. На его лице читалось будто он осознал запретное, и что за этого его ждет кара.
Архипов не отводя взгляд сверлил бедолагу радиста. Максим отвернулся от него, и истерически завопил в микрофон:
– Прием мать вашу! Прием!!
Лейтенант покачал головой, и положив руку на плечо радиста успокаивающе сказал:
– Заработался боец, я так и думал. Заработался, отдал, так сказать, всего себя этому делу, похвально конечно, но отдохни недельку, хватит тебе?
– Нет…
– Ну ты конечно отличный радист я тебя уважаю само собой, но ты перегибаешь палку больше чем на неделю я не могу тебя отпустить, сам должен понимать.
– Нет, товарищ лейтенант, мне не нужен отдых, – ответил Войтович. Он вновь поднес микрофон ближе, и нажал на кнопку связи, – Прием! Товарищ сержант, ефрейтор Войтович…
Он смотрел на радиостанцию с надеждой что в этот момент ему все-таки ответят и не прогадал. Будто в ответ его мыслям в наушниках зашумело.
– Прием! – последовал ответ. Войтович на радостях вскинул руки вверх и вскрикнул протяжное «ДА!». Лейтенант тут же понял, что к чему и сняв с ефрейтора наушники нацепив их на себя принялся на связь сам.
– Прием. Лейтенант Архипов у аппарата, – после произнесенного начальник сделал затяжную паузу; глянув на сидящего у радиостанции лейтенанта, Макс понял, как выглядел он сам, когда связался с чужими людьми впервые: лицо лейтенанта было едва естественного цвета, глаза округлились, а рот был от удивления разинут. Видимо Архипов растерялся и сам не до конца понимал что говорить. После того как он пришел в себя (растерянным он был совсем недолго может, полминуты максимум), он сначала пытался связать хотя бы пару слов, которые вертелись на языке, но их оказалось довольно сложно поймать чтобы в итоге произнести, – Хорошо, давайте, – согласился Архипов. Потом он просто молчал видимо в ожидании чего-то. Лейтенант нервно стал шарить по карманам, но поняв, что, то что он искал у него не оказалось бросил это дело, и повернувшись вполоборота к Войтовичу, протянул руку тряхнув ей пару раз, явно что-то выпрашивая, Макс так и не понял, что требовал от него начальник.
– Сигарету дай, – выпалил лейтенант. Макс тут же достал из кармана штанов портсигар открыл оный и протянул Сергею, тот вытащил папиросу и подкурил ее. Вдруг лейтенант вновь заговорил в микрофон: – Я, товарищ полковник… Так точно… Никак нет, товарищ полковник, по последней переписи населения в Ленинской Общине насчитывается чуть больше пятисот человек… Так точно… – лейтенант отвечал четко, и почти не вдумываясь; разговор затянулся. Командир отвечал то утвердительно, то отрицательно, периодически он объяснял свои слова какому-то непонятному для Макса полковнику. О чем спрашивал полковник Сергея – непонятно, Макс не уловил мысли лейтенанта, он пытался вообще не слушать этот разговор, ссылаясь на то что его работа уже была выполнена. Лицо лейтенанта сияло, и наконец он поставил точку в разговоре: – Есть! – и после этого положил наушники на стол. Лейтенант посидел еще немного на стуле в раздумьях, после он встал и глянув на ефрейтора с такой гордостью, будто бы перед ним стоял ученик прыгнувший выше учителя. Для Сергея это была реальная победа, ведь последний курс переквалификации что он держал Макса под своим крылом не прошел зря. Он ни разу не пожалел, что ко всем отличившимся он выбрал именно этого паренька. Торжествуя про себя за эту победу, лейтенант, хлопнул ефрейтора по плечу, пройдя к выходу он остановился и спокойно сказал: – Ты свободен Войтович, можешь приготовиться к внеочередному званию, ну и собирай вещи, нормальную должность тебе подыщем. Хватит с тебя этого дерьма.
ГЛАВА II: БЛУДНЫЙ ОТЕЦ
Диких псов развелось нынче что свиней нерезаных. Свиней конечно в Общине было в дефиците, но выражение было довольно устоявшееся в своих кругах и смысл этой мысли должен быть понятен каждому.
Он потушил бычок самокрутки носком кирзового сапога; слабый дымок просочился из размятого бычка пробиваясь из-под твердой полустершейся подошвы. Сталкер, глубоко вдохнув ядовитый воздух, провел пальцами по внутренней стороне окуляров противогаза, вытирая запотевшие стеклянные круги от мелкой капели.