Выбрать главу
приметил одного странного типа. Боец стоял, не двигаясь, чуть поодаль и бдительно наблюдал за игрой парня. Одет броско, притягивая к себе взоры зевак: черная кожаная куртка, бронежилет, зеленая армейская каска, в руках ДП-27[1]  с громоздким дисковым магазином поверх ствольной коробки. Ощущая пытливый взгляд бойца, парень продолжил играть. И пусть усилитель искажал звук, а ветер разбивал его в клочья - люди узнали слова. Узнали пульсирующую в агонии песню, что в течение двадцати лет не покидала их душу. Их разум. - ... И лампа не горит. И врут календари. И если ты давно хотела что-то мне сказать... то говори... - парень как бы невзначай покосился на бойца. Тот оказался чуть ли не в паре метров от него, довольно улыбаясь, и продолжая держать наготове свой антикварный пулемет, - любой обманчив звук. Страшнее тишина. Когда в самый разгар веселья падает из рук... бокал вина... И черный кабинет. И ждет в стволе патрон. Так тихо, что я слышу, как идет на глубине... вагон метро... - незнакомец продолжал стоять, наблюдая за ним. Было ясно и так, он его ждет, - на площади полки. Темно в конце строки. И в телефонной трубке эти много лет спустя... одни гудки... И где-то хлопнет дверь. И дрогнут провода. Приве-ет, мы будем счастливы теперь и навсегда. Приве-ет, мы будем счастливы теперь и навсегда...[2]  - парень замолк. Вновь замолотившие пулеметы блокпоста, отражали новое нападение мутантов, продлевая людскую жизнь в этом пристанище. Именно, что продлевая! Через пять минут хлынут новые твари, которые, возможно, решат судьбу этих трех сотен душ, что ютились на богом забытом клочке окаменевшей, безжизненно мертвой почвы.  И так двадцать лет. Радовало одно: город не заражен радиацией. Лишь в первый год наблюдался достаточно сильный фон, который со временем понизился до нормы. Области повезло гораздо меньше. Крупные заводы, комбинаты, места добычи руд, нефти и газа, ракетные шахты, два крупных полигона, военные части - потенциальные цели, по которым били в первую очередь. Перепахали всю область, обойдя Оренбург, оставив ничем не примечательный город целым. Сделав твердый шаг, из толпы вышел грозного вида старик с надетым поверх ватника бронежилетом и громоздким охотничьим патронташем на широком кожаном ремне. Охотник. Таких людей были единицы и являлись они чуть ли не элитой города. Они отстреливали наиболее опасных мутантов, убивали их потомство, сокращая популяцию тварей Придерживая свободной рукой висевший на плече карабин, он извлек из подсумка горсть патронов. - Я ж это, в прошлой жизни увлекался тем, что ублюдков всяких стрелял, которые у ветеранов медали воровали. Конечно, оно было незаконно, но я ж молод был, с глушаком пшик - и нет урода, а когда все случилось, понял, что людей больше убивать не могу, вот и стал тварей стрелять... а ты - парень молодец... Продолжай, пой дальше, таких мало очень. Некому, знаешь, потягаться с настоящим, некому народ в прошлое погрузить, а ты, я смотрю, можешь... Знаешь, парень, нам ведь всем нужно возвращаться в прошлое, чтобы уже на допущенных ошибках не сотворить новые. Но... по-моему, я один тут так мыслю... Люди, как и раньше, убивают друг друга, и им на это пофиг. Ты понимаешь? Полное уничтожение мира не послужило для человека уроком! Что же заставит его остановиться? А вот ты, парень, и заставишь их! Погляди! Погляди на людей, что слушали твое выступление! Они вспомнили Тот день, они вспомнили всех погибших и многие из них понимают, вернее, сожалеют о содеянном! - голос охотника был крепок, хоть и чувствовались в нем старческие нотки. Во взгляде читалась холодная ненависть, которую он испытывал ко всем: и к мутантам, и к людям - но только не к этому парню, ибо некая искра зажглась в глазах старика, когда он увидел в нем себя. Все та же жизнь и вера в будущее, которые были в молодости. Сейчас же в его душе серая обитель, давно засевшая в груди. Охотник разжал кулак, высыпая добрый десяток патронов в цинковый короб, стоящий на фанерном корпусе усилителя звука. Развернувшись, он зашагал прочь, оставляя после себя лишь грузный отпечаток в душе парня. Зазвякали о цинковое днище разнокалиберные патроны - привычное дело, когда ты играешь уже более месяца, ежедневно зарабатывая на жизнь. Слова охотника не желали уходить из головы. Как так, он раньше спокойно забирал десятки душ, а сейчас, когда любой боец за одну неделю убивает и по сотне человек, ему стыдно продолжать своего дело? Киллер не в силах убивать, ибо каждый сейчас киллер? Как это понять? Неужели интерес к убийству людей был утерян лишь тогда, когда он зародился в душах других? Или увидев, куда рухнул мир, убийца посчитал, что миссия выполнена? Что мир канул в небытие, и теперь он сможет наслаждаться «свободой»? А почему бы и нет? Трагедия многих заставила перестроиться: учитель стал строителем, строитель стал убийцей, а убийца стал учителем. Замкнутый круг. - Ну, здравствуй Егор. Я смотрю, ты неплохо окопался тут, - слова незнакомца вернули парня в серую, безжизненную реальность. Боец расстегнул висевший на бедре подсумок, доставая из него, продолговатый автоматный рожок с выгравированной на стальном корпусе буквой «К». - Держи. В первый раз встречаешь нашу эмблему? Или встречал где? Хотя, где ты ее мог увидеть... Рожок выскользнул из ладони грузно падая в цинк. Красные охотничьи цилиндры пестрели на блеклом фоне привычных армейских патронов калибра 5.45, которые за двадцать лет стали главной валютой города.  Деньги утеряли свою ценность почти сразу. Смысл ценить то, что стало доступным каждому? Монеты переплавляли в пули или в дробь для ружей, а купюрами и вовсе разжигали костры. Стал цениться провиант, одежда, оружие, но самое главное - патроны. Их-то и выбрали как основную валюту.  - Поговорить с тобой надо. Перетрем? Подхватив лежавший у ног рюкзак, Егор сноровисто пересыпал в него свой разнокалиберный заработок. Спешно отсоединив усилитель звука, в чьем корпусе находился небольшой аккумулятор, питавший все устройство, он убрал его вместе с цинком в нутро вещмешка. - Кто вы? - по голосу могло показаться, что Горбун был сорокалетним курящим каторжником, а не двадцатилетнем парнем, на чью долю выпало слишком много «прелестей жизни». - Звать меня Олег, прозвище - Вор. Не подумай ничего плохого. Прозвище - это мои инициалы. Вавилов Олег Романович, а Вор вроде как проще. Теперь - кто мы. Мы называемся Крестоносцами, а в народе - «Каратели». Мы занимаемся чисткой города, уничтожаем мутантов, бандитов и тех, кто стоит на нашем пути к светлому и безопасному будущему, - боец притих. Зябко поморщившись, он продолжил: - ты же знаешь, как у нас сейчас с патронами? Тают на глазах! Да и у самих Донгузцев запасы прохудились. Они заявили, что еще с пару месяцев город покормят, а дальше, мол, перестанем караваны слать, так как необходимо беречь для собственных нужд. Слышал уже?..  Они-то без нашего мяса проживут, но мы без их патронов вряд ли... Только людям полностью насрать на все. А нам, Крестоносцам, нет. Мы встали на защиту города и готовы оборонять его как от мутантов, так и от людей. Создать из Оренбурга единый форпост - одна из наших целей. - Кто Крестоносцев снабжать-то будет? Армейцам-то на все пох. А ведь город еще и удерживать надо, думаю, твари очухаются, когда осознают, что двери в столовую запер сам провиант... Чем будем оборону держать? Не с палками же будем встречать? - парень закинул рюкзак на плечо, подхватил гитару, продолжая стоять напротив собеседника и невольно вздрагивать от разрыва гранат бушующей за воротами Квартала АГС. - Эх, открою тайну, да только не здесь. Пошли в кабачок местный, а то здесь народу многовато, да и ты от взрывов аж дрожишь, - по-товарищески хлопнув парня по плечу, боец зашагал по промерзшей, навеки скованной льдом земле, на которую грубо ложился вихрящийся снег. Надвинув ниже капюшон, Егор направился следом. Квартальный кабак. Отстойник, выгребная яма. И уж точно не место для обсуждения сделок. Но именно здесь собирались «серьезные» приезжие люди, за что бармен получал неслабую прибавку к основному бизнесу. Само здание снаружи представляло собой небольшой бетонный короб. Почти полностью лишенный штукатурки, он немногим отличался от развалин, да и находился у самого их подножья, за которыми кишели беснующиеся твари. Обшарпанная, наскоро сколоченная дверь скрывала смрадное, мрачное помещение с засаленными стенами и черным от копоти потолком. Десяток самодельных грязных столов тесно ютились вдоль стен, оставляя лишь небольшой проход в центре кабака. Как ни странно, здесь было людно. Витающий крепкий запах спиртного, дым самокруток, разговоры, слившиеся в единый гомон. Некое подобие барной стойки стояло у стены напротив входной двери. Устало облокотившись на столешницу, бармен лениво косился на посетителей и неспешно обдумывал услышанный разговор двух барыг. «Наркотой они вздумали торговать. Ну, посмотрим, как вас примут: на штыки и в костер, хе-хе. Бедняжки. И не пожмотились заплатить. Две обоймы с брата, и номер-люкс в ваших владениях на полтора часа... Эх, где ж их интересно поймают... хоть бы здесь, в Торговом Квартале, а не где-то еще - не хотелось бы пропускать это зрелище» - бармен злобно усмехнулся, продолжая дырявить стол тлеющей самокруткой. За десять лет работы он наслушался многого. Но в подробности никогда не лез - главное, что платят, а остальное уже не его хлопоты.  Как ни странно, но Егора тянуло сюда, в это богом