Крот отвернулся, вздохнул – уж и помечтать нельзя. Конечно, заметно было, что люди на станции сильно отличались от пестрой, спешащей по своим делам толпы, которая вливалась и выливалась из вагонов в прежние времена. Хорошо одетые люди попадались на глаза и теперь, на Ганзе жили богато. Но между «тогда» и «сейчас» разница была огромная. Теперь хорошо одетым считался уже тот, у кого вещи были целые и относительно чистые, кто имел возможность хоть раз в несколько дней вымыть голову – воду берегли, как зеницу ока, так трудно было добывать ее и очищать. На женщину глядели с завистью, если у нее были длинные волосы – такую роскошь могла позволить себе теперь не каждая, большинство коротко стриглось. Отчасти – из санитарно-гигиенических соображений, отчасти – из экономии.
Многие из нынешних обитателей станции были в военной форме самых разных образцов – отчасти потому, что это была самая доступная одежда. Крот хмыкнул, покосился на свои берцы. Вот он-то в прежней жизни, когда был еще мальчишкой, одевался куда хуже нынешнего, но если бы можно было вернуть назад те дни, согласился бы, не раздумывая ни секунды. Это тогда казалось, что ему многого не хватает. Теперь он понимал, что ценить надо было другое – солнечный свет, зелень, тепло, родные лица вокруг. А сейчас шмотки ему перепадают куда лучше, чем раньше, – да только обновки почему-то почти не радуют. Неблагодарная скотина человек, и то ему не так, и это не эдак. Наверное, могло быть гораздо хуже: он тоже мог сгинуть в тот день, когда мир наверху взорвался, когда погибли все его близкие. Но он чудом уцелел – хотя теперь сам не знал, радоваться этому или печалиться.
Возле перехода застыли двое часовых в сером ганзейском камуфляже, над ними свисало полотнище. Белая простыня с коричневым кругом посередине – флаг Ганзы. В северной части зала из разноцветных пластиковых панелей был выстроен самый настоящий гостиничный комплекс. Кроту доводилось останавливаться в нем, были там и двухместные, и четырехместные кабинки, а посередине комплекс был разделен двухметровым проходом. Еще Таганская славилась своим госпиталем, но Кроту, по счастью, попадать туда не доводилось. Его раны штопал, как правило, первый попавшийся лекарь – и заживало на нем, как на собаке.
Крот еще раз кинул рассеянный взгляд на дрезину – и насторожился. Еще одно знакомое лицо – вряд ли это случайность. Крот готов был поклясться, что видел этого типа где-то – худощавая фигура, узкое лицо, коротко стриженные светлые с проседью волосы, длинный нос, водянистые, слишком близко посаженные глаза, смотрит словно бы рассеянно. Крот хотел отвернуться, но не успел – тот поймал его взгляд и по-свойски кивнул, как старому знакомому. Поздно было притворяться, что не заметил, и Крот кивнул в ответ. Тот подошел к нему, протянул руку. Крот сжал ее – сухую, узкую шершавую. Крепко сжал – человек слегка поморщился. Был он на две головы выше, и оттого казалось, что на собеседника смотрит сверху вниз – снисходительно.
– Привет! Так тебя тоже подписали на это? – спросил тип, имени которого Крот пока так и не мог вспомнить.
– Может, и так, – уклончиво ответил Крот. Он чувствовал – отнекиваться бессмысленно. Его тайная миссия скоро перестанет быть тайной. Конечно, мужик мог иметь в виду что-то совсем другое, но Крот нутром чувствовал – ошибки нет, они здесь по одной причине. И стоило ли тогда шифроваться дальше?
– Ладно, мне тут еще кое с кем пересечься нужно, давай вечером в столовой, – предложил долговязый так, словно заранее не сомневался, что Крот согласится. И Крот кивнул – а что ему оставалось делать. Его собеседник направился к входу в гостиничный комплекс. Крот, наконец, вспомнил его – свой, брат-сталкер. Всплыло в памяти и его погоняло – Литвин. А может, это была настоящая его фамилия. Крот даже вспомнил, где видел его, – в Полисе. В государстве, расположившемся на Библиотеке имени Ленина и соседних трех станциях, где хранились уцелевшие книги и знания, – последнем месте, наверное, где еще ценилась книжная мудрость. Там преобладали брамины, хранители, ведущие свой род от сотрудников Великой библиотеки, и кшатрии-военные. У браминов были на висках татуировки в виде книги, но у Литвина никакой татуировки не наблюдалось. И все же Крот мог бы поклясться, что в Полисе его хорошо знают. Да и этой своей манерой – смотреть на собеседников свысока – долговязый очень смахивал на браминов.