Сазонов швырнул старшего на деревянный помост. Глухо застонало дерево. Вдоль узкой пристани к столбам были привязаны четыре лодки. Они слегка покачивались — и в свете фонаря их тени качались на стенах тоннеля.
— Сколько тебе заплатили? — спросил Сазонов спокойно. — Последний шанс. Ну! — он перехватил револьвер за ствол. Старший начал подниматься…
— Я не знаю, о чем ты говоришь… ох!
Сазонов ударил его рукояткой по ключице, услышал хруст — сломал, похоже.
Старший с обмякшей правой рукой рухнул на колени.
— Ааа! А-а-а!
За спиной Сазонова закричали. Весело, блин, летит время! Все нужно делать на драйве.
— С-сука, — сказал старший адмиральцев. — Мы же с тобой чай пили… с-сука, как больно… мама, мама. Я ничего… я…
— Последний шанс, — Сазонов отступил на шаг и поднял револьвер. Прицелился точно в середину бледного лба. — Считаю до пяти. Раз!
«Адмиралец» заплакал. Слезы катились у него по щекам, оставляя грязные дорожки, капали с подбородка. Падали, падали.
— Не надо… не надо!
— Сколько тебе лет? — спросил Сазонов.
— Ч-что?
— Опустите оружие, — приказал голос. Сазонов медленно повернул голову. Вот зараза. Ты-то откуда взялся?
На него смотрело дуло автоматического пистолета. Пистолет держал черный человек.
— Ты еще кто такой? — спросил Сазонов.
— Капитан-лейтенант Кмициц, — представился черный, держа Сазонова на мушке. Обшлага его блеснули серебром. Надо же… Сазонов чуть не выронил револьвер — от неожиданности. Капитан Кимиц был в черном флотском мундире, Сазонов такие только в книжках видел.
— Служба безопасности Адмиралтейской, — сказал капитан. — Опустите оружие. — он взвел курок. — Я вынужден настаивать.
— Уберу, — легко согласился Сазонов. Кивнул в сторону рассыпавшихся сигаретных пачек и упаковок с антибиотиками. — Когда он объяснит мне вот это…
Кмициц повернул голову к стоящему на коленях старшему поста.
— Объясните товарищу, — приказал спокойно. Старший дернулся.
— Это… не мое…
— А чье?! — Сазонов рассвирепел. — Три!
— Я… ничего не брал… не для…
— Не для себя, я понимаю. — сказал Кмициц мягко. Сазонов заметил, как во взгляде капитана зажегся огонек понимания. — А для кого?
— Четыре! — возвестил Сазонов.
Старший уже рыдал в три ручья. Слезы лились из его глаз, на груди расплылось мокрое пятно. Склеившиеся от слез белесые ресницы.
Отвратительно.
— У меня мама… больная… ей… надо…
Еще бы. Антибиотики на вес патронов. Даже просроченные.
Кмициц перевел взгляд на старшего, потом опять на Сазонова. Кивнул едва заметно — продолжай.
— Так кто тебе заплатил? — Сазонов понял намек. — Давай, скажи и все закончится.
— Я… не…
— Не заставляй меня говорить «пять». Пожа-алуйста.
Старший вскинул опухшее красное лицо.
— Один сказал… — он всхлипнул. — что им надо успеть сегодня на… на…
— Куда?!
— Я слышал, на маяк…
Cазонов помолчал. Вот и все. Все закончилось. Он опустил револьвер. Хорошая штука «питон». И рукоятка удобная, из пористой резины, не скользит.
— На Маяк — то есть, на Маяковскую? — решил он уточнить, хотя это, в общем-то, уже не требовалось. Но для Кмицица… — Это были бордюрщики?
— Д-да.
— Точно бордюрщики?!
— ДА!
— Теперь понятно? — спросил Сазонов у капитана. Тот помедлил и опустил пистолет.
— Вполне. — Кмициц оглянулся. — Мне нужно позвонить. Прикажите своему человеку перестать целиться в этих людей. Этого… — он поджал губы. С отвращением. — Эту продажную мразь под арест. Попробуем их перехватить на Гостинке.
— Думаешь, получится, капитан?
Кмициц покачал головой.
— Не знаю. Попробуем.
* * *— В общем, так обстоят дела, — заключил Сазонов. Прошел к столу, лицо вымотанное — даже щеки ввалились. — Это кто? — он устало кивнул на труп, закрытый брезентом.
— Ефиминюк… Ты мне вот что скажи, — сказал Иван. — Зачем бордюрщикам наш генератор?
Сазонов пожал плечами.
— Не знаю, Ван. Может, у них с «централкой» начались проблемы?
Иван кивнул. Логично. Сойдет как рабочая версия.
— И что ты предлагаешь? Воевать с Площадью Восстания?
— Ага, — сказал Сазонов. — И для начала захватить Маяк. В общем, если поторопимся, к утру успеем.
— Точно, — сказал Иван.
Площадь Восстания — одна из самых старых станций ленинградского метрополитена, построена была в далеком пятьдесят пятом году, еще в стиле сталинского ампира — пышном, монументальном, когда на отделку станций средств и материалов не жалели. С самого начала станция задумывалась как одна из центральных на случай атомной войны, поэтому там в тоннелях через каждые двести метров санузлы, дренажные станции и фильтро-вентиляционные установки. И еще куча разных секретных ходов, убежищ гражданской обороны и военных бункеров. По запутанности схема обвязки Площади Восстания соперничает даже с московским метро — а это надо постараться.
Вообще, ленинградское метро строили просто и даже скучно, потому что жидкие грунты, вода и прочие радости, но Площадь Восстания все-таки выделялась почти по-московски изощренной, какой-то даже азиатской запутанностью. Не зря она бордюрщикам досталась, видимо…
Есть тут высший смысл.
— Можем, вам сразу империю Веган покорить? — ядовито осведомился Постышев. — Прямо сплю и вижу, как вы это делаете! На пару. Воители, блин, зла не хватает…
Сазонов выпрямился.
— Вот мы про это и говорим, товарищ комендант, — сказал он. — Черта с два мы с ними справимся.
— И? — Постышев покатал желваки около сжатого рта. — Что предлагаешь?
Сазонов оглядел собравшихся.
— Надо поднимать Альянс.
Молчание.
— Вот, блин, — сказал Постышев наконец. — Допрыгались.
* * *В Приморский Альянс прежде входили шесть станций: Приморская, Василеостровская, обе Адмиралтейских, Гостиный двор и Невский проспект. Но после того, как Приму пришлось оставить, станций стало пять. И весы утратили равновесие. Приморцы осели где придется, но в основном на Адмиралтейской — их туда даже специально заманивали. Кто-то, конечно, остался на Василеостровской — но таких было немного. Бедная станция, что вы хотите.
Тесная, да еще и заслона от тварей не стало.
Тогда думали закрыть гермозатворы в перегоне от Василеостровской до Приморской — и в итоге все-таки закрыли. В этот раз Иван ходил туда, обходя гермоворота через специальную боковую дверь.
— В общем так, разведчик, — сказал Постышев негромко. — Твою свадьбу мы пока отложим. Извини. Ты сам понимаешь, время сложное.
Иван дернул щекой. Таня… Помолчал и кивнул.
— Мне нужно твое слово, Иван.
— Да, — сказал Иван. — Сначала генератор.
— И вот еще что, — сказал Постышев. — Связь восстановили. Кстати, кабель был перерезан, если кому интересно. Кому-нибудь это интересно?! — повысил он голос.
Сазонов с Пашкой сконфуженно замолчали. Болтуны.
— Так вот, орлы, — комендант ссутулился, грузно навалился на стол. — Слушаем меня.
Задумчивые физиономии Пашки и Сазонова.
* * *— Я связался по телефону с Адмиралтейской. «Адмиральцы» пришлют своего человека — для координации совместных действий. А пока он сюда едет… вернее, не так. Пока мы тут будем с послом договоры договаривать, вы, братцы, уже должны быть на подходе к Маяковской-Восстания. Это понятно?
— Да, — ответил Иван за всех.
— Хорошо. На сборы даю три часа. Еще полчаса — на прощание. Все, вперед. Время пошло.
* * *Таня молчала все время, пока они шли к Ивановой палатке.
— Все решил?
Иван посмотрел на нее. Одними глазами показал: да.
— А чего молчишь?
Он не знал, что сказать. Понятное дело, последние события выбили Таню из равновесия — невеста, готовилась стать женой… опять невеста, и пока неизвестно, на сколько. Пока Иван сходит на эту войну, пока вернется — и дай бог, чтоб вернулся. Тьфу-тьфу-тьфу, постучать по тюбингу и сплюнуть. Много времени пройдет. Для кого-то даже — вечность…