— Что? — спохватился он.
— Я говорю: чай нравится? Не слишком горячий?
Макс запоздало отхлебнул. Не чай, конечно, — хотя он все равно толком не помнил вкус настоящего чая. Помнил Макс только одно — он должен быть сладким. Этот — был.
Офигенно, правда.
— Очень вкусно, — сказал Макс. — Вы за этим меня позвали, Директор? Чтобы узнать мое мнение о вашем чае?
Директор охотно улыбнулся. Зубы мелкие и ровные, на некотором расстоянии друг от друга. Странная манера речи — словно уговаривающая, с доверительными (с чего бы вдруг?) интонациями. Обменявшись с Директором парой фраз, Макс невольно начал гадать — откуда мы с ним знакомы?
Прием. Очередной дешевый психологический прием.
— И это тоже, — сказал Директор. — Вас ничего не удивляет? Может, у вас есть вопросы?
Макс усмехнулся.
— Ну же! — подбодрил Директор.
— Я думал, здесь одни коммунисты.
— Верно, — согласился Директор после паузы. — Раньше так и было. Мы не отказываемся от своих корней… Но мы, настоящие питерские коммунисты, не можем стоять на месте. Нам нужно развитие. Остановка развития — это смерть, а мы не можем себе такого позволить.
— Но зачем вам туннель, в Москву? Это ведь бред, честное слово. Вы вроде умный человек…
Директор улыбнулся.
— Именно.
— Так, — сказал Макс, глядя на бывшего коммуниста с новым чувством. — Вы и не рассчитываете добраться до Москвы?
— Знаете, Максим Александрович… скажу вам по секрету — только между нами. Если мы завтра каким-то чудом дороемся до Москвы, то сразу же начнем новый туннель…
Макс прищурился. Интересная постановка вопроса. Перспективная.
— И куда же?
— Да куда угодно. В Нью-Йорк. На Луну — почему нет?
— Но — зачем?!
— Великая цель не может быть выполнимой. Понимаете, Максим? Иначе это уже не великая цель, а — тьфу. Временный успех.
— Тогда зачем нужна эта цель? Нам выжить хотя бы.
Директор покачал головой.
— Выживание — это непродуктивная цель, Максим. Как бы вам объяснить… Возможно, вы слышали: раньше, задолго до Катастрофы, люди отправлялись в экспедиции. Северный полюс, Южный. Если что-то случалось — а всегда что-то случается, это закон Мерфи — они возвращались обратно. А еды уже в обрез. Полярная ночь, мороз, чтобы согреться, надо хорошо кушать. И тогда начиналось самое простое и самое очевидное. Понимаете, Максим? — Директор выдержал драматическую паузу. — Когда единственная цель — выживание, главным становится вопрос: кого мы съедим следующим.
— И что делать? — Макс с интересом посмотрел на Директора. — Людей-то не изменишь…
Директор помолчал. Взял со стола блестящий стетоскоп, повертел в пальцах, снова положил. Поднял взгляд на Макса.
— Вы думаете? Возможно, люди не виноваты. Возможно, люди просто больны.
— Или плохо воспитаны. Иногда я думаю, что весь мир — сумасшедший дом, Максим Александрович.
Макс прищурился.
— И вы решили взяться за его воспитание?
— Мне пришлось, — сказал Директор скромно.
— Это тоже великая цель?
— Да, — теперь он улыбался. — Но в данном случае — вполне выполнимая. И, как бы это объяснить… не основная цель. Скажем, если бы мы объявили, что «оздоровление человечества» — и есть наша задача, все бы давно разбежались. Несмотря на строгость «нянечек». Потому что все знают: лечиться можно бесконечно.
— А туннель?
— Любой туннель рано или поздно заканчивается. И выводит на свет, как сказал один классик. — Директор улыбнулся. — В теоретическом светлом будущем, конечно…
Стук в дверь.
— Да? — сказал Директор. Дверь скрипнула, в щель просунулась мордочка секретаря. Острая, как у крысы.
— Простите, товарищ Директор, но вы просили сообщить… Мортусы приехали. Прикажете выдать им тела? Или подождать?
— Что, вы и этого без меня решить не можете?!
В ответ на начальственный гнев мордочка стала еще острее, сморщилась и исчезла.
— Видите, Максим, — Директор повернулся. — Как бывает… даже элементарные вещи приходится решать самому… Чаю попить некогда! Так о чем мы говорили?
Макс вздохнул:
— О светлом будущем. И о том, какое место в этом будущем должен занять я…
Директор внимательно посмотрел на Макса, кивнул:
— Прекрасно! Вы нужны нам, Максим. У вас явные задатки лидера.
Макс не сразу сообразил, что ответить.
— Это, видимо, чувствуется по тому, как я вожу тачку? — съязвил он наконец. — Прирожденные лидеры бегают по-особенному, я понимаю.