— Надо думать, — буркнул я, приваливаясь плечом к косяку и скрещивая руки на груди. Очень уж неуютно я себя чувствовал в обществе этого человека. — Чем обязан?
— У нас к вам дело.
— У вас?
— У меня и моих спутников. — Неторопливый жест за спину, где в полумраке виднеется пара силуэтов. — Позволите пройти?
— Боюсь, что нет. Слишком много всего навалилось, знаете ли. — Я медленно отступал, закрывая одновременно дверь. — Вот, честное слово, и рад бы, но вы поймите: еще у трех групп маршрут не проложен, а Игнатюк мне уже талдычит: «У меня тут ребятки в поход собрались, ты уж проводи их, Корректор». А Корректору тому хоть зашейся. Так что никаких…
— Долг Корнету.
Я замер. Существовало единственное слово, способное меня остановить, и оно прозвучало. Корнет. Что же случилось, если он решил вспомнить о своем должнике? Хотя это скорее не долг, а нечто гораздо большее. Если бы незнакомец сейчас пожелал забрать все мое имущество, я бы еще и тайник в углу ему показал, и донести добытое помог. В словах его я не сомневался. Посторонний ни за что не узнал бы этой простой, по сути, фразы. Враг — тем более.
Отойдя от открытой двери, я опустился на стул и выжидающе посмотрел на гостя. Он удовлетворенно кивнул и шагнул внутрь, пригнувшись в дверном проеме. Следом за нежданным визитером в помещении появилось еще два во всех отношениях примечательных персонажа. Девочка, лет двенадцати, с короткими растрепанными волосами и робкой улыбкой бледных губ. Одета неброско: в заношенный, перешитый под нужный размер, камуфляж и разбитые кроссовки. Гостья коротко кивнула и опустилась на мое разворошенное ложе, в виду отсутствия в комнате другой мебели, за исключением стола.
Следом за девочкой вошла еще одна незнакомка. Юная, с аккуратной прической, неуместной в загаженном подземелье, и лучистыми, пронзительно-яркими синими глазищами, которые, казалось, сделали тесную келью немного светлее. Тщательно подогнанный черный комбинезон плотно обтянул ладную фигурку, за голенищем высокого сапога — рукоять боевого ножа.
Словом, пожелать мне доброго утра явилась та еще компания. Я притворил дверь, прислонился к ней спиной и вопросительно глянул на мужчину.
— Зови меня Алебастром. — Короткий кивок, долженствующий означать поклон. — Мои спутницы: Елизавета и Юлия.
Значит, девушку зовут Юлей… Красивое имя, но пока мне ничего не говорит, хотя с ее незаурядной внешностью затеряться в питерском метро — дело довольно хлопотное.
— Корректор, наше дело не терпит отлагательств. Счет идет даже не на дни. — Красавица шагнула к столу, поворошила разбросанные бумаги, пока не выудила на свет подробную карту города. Я молчал, окаменев от такой наглости. — Вот. Особняк Брусницыных. Проводи нас туда и считай свой долг перед Корнетом исполненным.
— Невозможно. — Даже не взглянув на карту, ответил я, поскольку прекрасно знал нужную часть города. — Путь туда лежит через территорию Альянса. Я уже молчу о том, что творится на поверхности. Да там живности — тьма, залив же рядом. Думаете, жители просто так Приморскую оставили?
— Это мои трудности. — Холодно ответил Алебастр. — Твое дело — показать дорогу.
— Там же одни развалины, Смоленское кладбище недалеко, там вообще какая-то чертовщина происходит. Давайте лучше за КАД прогуляемся, все равно помирать, но так хоть мир посмотрим.
— Долг Корнету. — Настойчиво повторила девушка, переглянулась с Алисой и Алебастром и добавила: — И два цинка сверху.
— Но…
— И Атлас, Корректор. Атлас Навигатора.
— Вот это поворот…
Грохот камней, с которым рушился мост, ведущий назад, похоже, услышал только я.
— Ма-а-ам…
— Да, милый?
— А почему Корректора звали именно так?
— Он карты редактировал, маршруты составлял. Из кучи слухов выуживал правдивые. — Женщина сосредоточенно хмурится. — Со всего города сведения собирал о том, что наверху происходит. И зваться бы ему Картографом, вот только все дороги он на память знал, и на бумагу их практически не переносил. Только по заказу.
— А каким он был?
— Корректор-то? Сильным был. Справедливым. И… веселым.
Замерзший город зябко кутался в плотный туман, будто в пушистый оренбургский платок. Осыпающиеся дома превратились в темные силуэты, отступив от дороги, укрывшись в зыбком мареве. Серость нового мира упорно не желала отставать от меня, выбравшись из подземелья следом за нашей небольшой группой. Водяная хмарь оседала на панорамном стекле противогаза маленькими прозрачными точками, собиралась в капли, и в какой-то момент скатывалась вниз, оставляя за собой неровную пунктирную дорожку. Я тряхнул головой, разбрасывая брызги, и огляделся.
Тихое утро ранней осени. Остались позади туннели и коллекторы, блокпосты Альянса и тихие шепотки в углу. Мои спутники явно не знали нужды. Пересыпались из ладони в ладонь патроны и антибиотики, и вот я уже примеряю дорогущее обмундирование, щелкаю затвором новенького, в оружейном масле АК. А потом — звяканье латуни, глаза, отведенные в сторону, торопливый росчерк на неровно оторванной бумаге. Людям не свойственно меняться, а взятка существует в этом несовершенном мире куда дольше любой из империй, и прошлых, и нынешних. Поэтому Алебастр шагал широко, голову не опускал и оружие не прятал. Потертый приклад автоматической винтовки незнакомой мне конструкции красноречиво выглядывал из-за его плеча.
На Василеостровской поднялись наверх, обойдясь даже без мзды охранникам. Правильно, какое им дело до сумасшедших, навязчиво лезущих в холодные объятия смерти. Дама она распутная, и без внимания своего никого не оставит. Мои спутники молча ждали указаний.
— Пойдем по Большому. — Я фыркнул, оценив двусмысленность фразы. — В смысле проспекту. Первый поворот на Косую линию пропустим, там завал нехороший, попадем на нее через Двадцать шестую. Она хоть тоже руинами засыпана, но дворами пробраться, в принципе, реально. Ну, а потом по Косой до Кожевенной, а там уже и ваш особняк. Что вы там забыли, кстати?
— Об этом — после. — Холодно, будто в сугроб окунул, ответил Алебастр. — Ты так уверенно говоришь, даже не глядя на карту…
— Что это сразу не глядя? Карта у меня тут, — объяснил я, стукнув пальцем по резине противогаза. — Ладно, двинули. Алебастр, тут места еще тихие, так что ты не пали зря, если вдруг из тумана услышишь чего.
Наш охранник не удостоил меня ответом. Смерил только равнодушным взглядом и зашагал вперед, плавно, уверенно, но, в то же время, равномерно, как автомат. Я пригляделся, но ключа в спине этого невероятного человека так и не обнаружил.
Дорога через город напоминала путешествие от станции к станции, вот только стены туннеля были матово-белыми, да возникали постоянно из молочного марева нелепые силуэты странно перекрученных автомобильных каркасов. Асфальт змеился трещинами и был завален всяческим мусором, начиная от выгоревших на солнце бумажных оберток и заканчивая ободранными холодильниками, вытащенными неизвестными из ближайших магазинов.
Вокруг постоянно что-то пощелкивало и брякало. Медленно оседали на вспученный асфальт усталые здания. Слишком неторопливо, чтобы можно было заметить это невооруженным глазом, но неумолимо, как смерть от удушья. Я знал, что очень часто где-то в городе то одно здание, то другое тяжело опускалось, стеснительно прячась в клубах поднявшейся пыли. Время бродило по улицам разрушенного мегаполиса, касалось ледяными пальцами опор, истачивало казавшийся вечным металл. Говорят, его можно встретить, если не повезет. Время похоже на сутулого слепого старика с обтрепанной повязкой на глазах. Оно холодно и равнодушно. У него еще все впереди и прокатившаяся по планете война — не более чем короткий обрывок тревожного предутреннего сна.
Справа что-то зашуршало, будто некий великан пересыпал песок из ладони в ладонь. Донеслось неприятное поскрипывание, что-то звонко треснуло. Алебастр одним змеиным движением сместился в сторону, прижал к плечу приклад, но стрелять не спешил. Редкая выдержка для людей его профессии.
— Все верно. — Едва слышно одобрил я. — Стоим тихо и не шевелимся, тогда она пройдет мимо.