— В Изумрудном городе… Это где? А что такое изумрудный? А город — это что?
— Тс-с… Все узнаешь в своё время. А то и не интересно будет. Слушай лучше дальше. Эля выросла, и отправилась в путешествие искать родителей. Но кто же ей поможет? В туннелях сыро, неуютно и страшно…
Лев хитро посмотрел в строну пса.
— Тато. Пёс Татошка. Верный пёс будет ее помощником в этом трудном путешествии.
Пёс радостно завилял хвостом.
— Ну, вот, они, значит, собрались и отправились в путь… Долго ли, коротко ли, далеко ли, близко ли начала сказка сказываться. Тюбинги, кабели, выступы, решётки…Татошка, тебе не страшно? Нет? Ты храбрый! Завидую тебе. Правда-правда! Мне бы хоть чуточку твоей храбрости. Я бы, наверно, тогда горы свернул. Воробьёвы… Добрая волшебница сказала Эле, что сначала надо ей добраться до станции Парк Культуры. От этой станции потайной туннель ведет прямиком к Изумрудному городу.
— Ух ты! А мы с тобой сходим туда? Я тоже хочу!
— Шустрая какая… Сказку дослушай сначала, вдруг не захочется?
— Захочется, захочется…
— Хорошо, посмотрим. Дальше будешь слушать?
— А Татошка тоже снами пойдет?
— А это мы у него спросим сейчас. Тато, ты как? Слабо еще раз прогуляться до Изумрудного города?
Пёс радостно застучал хвостом по полу, зевнул и с готовностью посмотрел на рассказчика: я-то всегда готов, ты вот чего замолчал? Рассказывай…
— Шли Эля с Татошкой, шли, песни пели, стихи читали…
— Тато тоже пел?
— Тоже. Но по-своему, по-собачьи. И вот в одном из туннелей они встретили Страшилу.
— Татошка, ты вот чего молчишь? Наверное, думаешь о чём-нибудь? Интересно, о чём? Расскажи?
Элька без умолку болтала вот уже который час, прогоняла страх. Сначала она пела. Потом, когда запас песен закончился, стала читать стихи, потом эти самые стихи сочинять… А когда фантазия иссякла — просто разговаривать.
— Ну что ты все время молчишь? Как можно всегда молчать, это же глупо! Нельзя всегда всё держать в себе. Вот я, к примеру. Если мне надо что-то, то прошу, говорю, объясняю. Ну, скажи мне, что ты думаешь?
Пёс угрожающе зарычал.
— Тош… Что ты?
Девушка направила фонарик на собаку. Тато был явно чем-то встревожен: шерсть на холке встала дыбом, морда оскалена, вся поза выражала готовность бросится на невидимого врага.
— Тато?!
Собака угрожающе рыкнула. Элька направила фонарик на тюбинг, и чуть не выронила его от испуга: там, вжавшись в стенку, стояло нечто. Драный балахон, лицо, вымазанное чем-то белым, котелок на голове. И табличка на груди, на ней надпись: «Я — Пугало». Вид скорее жалкий, чем страшный.
— Ты кто?
— Стойте, где стоите… Проходите мимо… Не трогайте меня… Проходите мимо!!!
— Ну, вот что заладил: проходите да проходите. Пройдем, раз так хочется. Тато, за мной.
— Стойте, где стоите! Прохо… Не проходите мимо! Стойте!!!
— Ты уже определись: стоять нам или проходить, — недовольно ответила Эля.
— Стойте — не стойте. Поесть… Есть хочу. Дайте поесть! — существо протянуло, было руку, но Тато зарычал… Пугало испуганно отшатнулось.
— Есть, Пугало голодный, умирает, поесть…
Та ещё картинка… Элька вдруг поняла, что даже если бы у нее в сумке был самый что-ни на есть распоследний сухарь, она бы не раздумывая отдала его бедолаге. К счастью, сухарь был не один.
— Держи…
Пугало вырвало еду и, не жуя, проглотило.
— Ещё…
— Хватит пока, позднее еще дам, а то получишь заворот кишок.
Татошка удивлённо посмотрел на хозяйку.
— Чего смотришь? Ну, не оставлять же его здесь? Пропадет, крысы слопают.
— Крысы. Да, крысы. Ганс заставлял гонять крыс, сам смеялся. Но я убежал!!
— Какой Ганс? Зачем гонять? И сними ты этот дурацкий колпак!
Остатки воды пошли на то, чтоб привести чучело в порядок. В результате получился вполне даже симпатичный парень, правда, чернокожий.
Пока Элька оттирала Пугало, не забывая подкармливать понемножку, тот рассказал ей свою историю. Игорь Старшинов (как ни старались его мучители, но имя свое он не забыл), до смерти родителей жил на Курской-кольцевой. Когда они один за другим умерли, сирота оказался никому не нужен… Вот и продали его на Красную линию. Правда, там Игорю было хорошо, не обижали. Даже в школу ходил.
Элька удивилась: с его-то мозгами — и в школу. Но потом сообразила, что от рождения парень дурачком не был, все его странности — благоприобретенные. Так это и не мудрено — на его месте любой бы сбрендил.
Что-то потом произошло такое, что Игорька (на Красной линии его Максимкой звали) выменяли в Рейх… И вот тут началось. Его не убили, нет. Но иногда ему казалось, что уж лучше бы смерть, чем такая жизнь. Парня сделали пугалом. Реальным, на потеху Гансу и его дружкам: по ночам он должен был в туннеле распугивать крыс… Но это было еще не всё. Ганс использовал его как приманку на вичух: выставит на открытое место, а когда те появятся — стреляет в своё удовольствие. С ним был еще один бедолага, но когда того ночью сожрали крысы, Игорь решился на побег… Такая, вот, грустная история.
— И что мне с тобой, горемычным делать? Тато, как? Не против попутчика?..
— Так и пошли они втроём, Эля — искать родителей, Татошка — ее провожать, а Страшила — спросить для себя ума. И еще ему очень хотелось жить на станции, где все добрые и друг друга любят.
— А Страшила — это потому, что страшный?
— Да нет. Он не мог быть страшным, он был очень добрый.
— А я Страшилу люблю.
— Конечно, маленькая. Его нельзя не любить. Он очень хороший.
Такой же, как и Старшинов. Или, наоборот? Старшинов — как Страшила? Эх, только бы не запутаться, а то получится вместо доброй сказки грустная история…
— А Страшила нашёл себе станцию?
— Подожди, куда торопишься! Давай по порядку, а то не интересно будет, там знаешь еще сколько приключений, ого-го! Продолжаю?
— Продолжай!
— И вот наша троица направилась прямиком к Парку культуры, где тот самый туннель до Изумрудного города, помнишь?
— Ой! — девочка испуганно зажала рот ладошками.
— Что такое?
— Так это совсем рядом…
— Тс-с-с… Тихо, — Лев приложил к губам палец, — никому! Пусть это будет нашим секретом! Хор?
— Хор, — едва слышно произнесла Оленька, — давай дальше.
— И вот шли они, шли, а потом встретили Железного Дровосека.
Заметив удивлённый взгляд Оленьки, Лев вдруг сообразил, что девочка понятия не имеет, кто такой дровосек.
— Дровосек — это кто рубит деревья, на дрова. Ты картинки с деревьями видела? Вот раньше их срубали, и потом сжигали для тепла.
Девочка открыла, было, рот для своего извечного «почему», но Лёвушка опередил.
— Потом расскажу, а сейчас — сказка.
Оленька покорно кивнула. Мужчина продолжил.
— А железным он был, потому что его из железа сделали.
Парк Культуры жил обычной жизнью: караваны, челноки, торговые ряды, толпы народа продающего и покупающего… В подобной суматохе троица вполне могла затеряться, но с Игорьком это было проблематично — негра в Московском метро встретишь не часто. Сначала Эля хотела замаскировать экзотическую внешность, надев на парня респиратор. Но подумав, отказалась от затеи — так Старшинов выделялся еще больше, более того, мог вызвать вполне обоснованные подозрения. Оставалось надеяться, что до них просто никому не будет дела.
С родной Октябрьской девушка сбежала, успев захватить с собой лишь самое необходимое, и только потом поняла, что совсем не готова к путешествию. Выход был один — прикупить все это, пока есть возможность.
От обилия товара разбегались глаза, но вот того, что могло бы им пригодиться, девушка всё не находила. Она уже отчаялась, когда наткнулась на палатку, перед входом в которую было разложено как раз то, что и нужно.
Внешний вид продавца отнюдь не располагал к доверительной беседе. Жизнь, видимо, основательно потрепала его: многодневная щетина едва скрывала шрамы — свидетельства бурной молодости, а мешки под глазами выдавали любителя снять стресс в местной забегаловке. И в довершении картины — застиранная тельняшка и выцветший, когда-то голубой, берет. Картина достаточно неприглядная.