Любовь и самоотдача захватили Петра с новой силой, спокойствие вернулось под кров молодых — Зло чутко следило за соблюдением своих прав и беспрекословным выполнением обязанностей мужа. Заработок отныне оседал в бездонных карманах жены. Из экономии, боеприпасы Петру выдавались только на еду. Остальное — большую часть достатка, Зло спускало на одежду и косметику довоенную.
И все бы ничего, да вот из-за безрадостной жизни душа мужчины тускнеть начала, коростой черной с боков покрываться. Словно сгоревшие угли, готова она была обратиться в золу и разнестись по платформе ветром. Угас огонь новаторства, исчез и энтузиазм в деле. Раствор не мешался, стекал с обрешетки, инструмент заржавел, зазубринами пошел — что не взмах, то царапина глубокая. Халтура сплошная, а не работа выходила: без огонька, без изюминки. Никто больше не узнавал в Петре былого мастера-золотые руки.
С появлением ребенка в семье, за мужчиной твердо закрепился статус штатного снабженца. Ни утех плотских, ни чего-либо иного, окромя выплачиваемых за работу патронов, от Петра Злу надобно не было. Диво-дивное — так нарекли малыша супруги. Все внимание в доме теперь сосредоточилось только на нем. «Поди туда, принеси то. Поди сюда, принеси это», — заботы мужчины росли с ростом младенца. Однако, несмотря на образовавшиеся вокруг холод и пустоту, Петр крепко привязался к ребенку, старался его всячески радовать. Бывало, к сталкерам пришлым подойдет, безделушку какую выпросит или из трубки ржавой свистульку сварганит. Средств, правда, все чаще не стало хватать. Мужчина работал с удвоенной силой: днем и ночью пропадал на заказах, возвращаясь домой, еле на ногах держался. Тут-то и вспомнились ему гости заезжие, да предложения щедрые соседних линий-государств.
Взяв у бригадира несколько скопившихся отгулов, чего раньше с ним никогда не случалось, мужчина сел на первую же дрезину, следующую в сторону Ганзы — посулы «кольцевиков» казались ему самыми заманчивыми. «Чем черт не шутит, авось не забыли мастера». Проваландавшись целый день по административным кабинетам, мужчина, однако, получил бесповоротный отказ. Прознав про резкое ухудшение качества выполняемой им работы, начальство Кольца давно уже поставило на Петре крест: кому нужен бракодел? Классных мастеров днем с огнем не сыскать, а тут забулдыга какой-то… таких на Ганзе и без Петра хватает. «Худая слава быстро по метро разносится. Человеку с такой репутацией у нас места нет. Возвращайся домой — коммунисты да Полис тебя тоже не ждут, о Рейхе и говорить нечего».
Закручинился мужчина, обиделся — с тяжелым сердцем домой воротился. А тут еще Зло подливает масло в огонь: «Не видать нам теперь гор золотых, раньше головой думать нужно было, пока предлагали! Вот возьму Диво-дивное, да к маме своей уйду. Никогда нас больше не увидишь». Избавиться от сварливой жены Петр был бы теперь не прочь, но ребенка лишиться никак не хотел: шибко любил он Диво-дивное, полностью в нем растворялся. И решил тогда мужчина силы свои в торговле попробовать, в челноки переквалифицироваться. Занял сколько смог патронов у соседей, да бригады родной, затарился товаром красным и отправился с караваном торговым в самые что ни на есть дальние уголки метро.
Почти год крутился Петр, аки белка в колесе, все Московское подземелье от края до края излазить успел, но только баснословных барышей купля-продажа вещей не принесла. Нервов на коммерческую возню уходила тьма. Бывало и удача отворачивалась, и конкуренты палки в колеса вставляли. Да ко всему этому еще риски какие сумасшедшие: то бандиты навалятся — мзду потребуют, то поставщик обманет — дрянь какую-нибудь вместо качественного товара подсунет, взятки чинушам, опять же, никто не отменял, охрана, налоги там. Долги тоже возвращать нужно. И понял Петр, чтобы челноку успешным быть, нужно не его склад характера, а особый иметь, талант к торговому делу и коммерции. Жить этим, дышать. Не его, в общем, это занятие».
Пуще прежнего взбеленилось на мужа Зло, осатанело вконец. Вскорости у них дочка родилась — Чудо-чудное. Заработки теперь полностью на детей и уходили. «Ничего, ничего в доме нет!» — постоянно причитала жена. «Ладно я без косметики сижу, но Диво-дивное… Чудо-чудное… они-то тебе чего сделали? Голодом уморить решил, нищетой унизить?!». О своих новых нарядах, впрочем, Зло тактично помалкивало.
Не по себе было мужчине в обществе постылой супруги: постоянные тычки да попреки беспочвенные. Жалким каким-то, затюканным становился Петр, переступая порог дома. Думал даже на развод подать, разорвать узы союза, как он узрел, ошибочного. «А дети? Злу что ли оставлять?!». Достал он тогда латы резиновые, взял в руки обрез самопальный и отправился в радиоактивный город сталкерского счастья пытать. «Иди, иди!», — напутствовала жена. «И без хабара богатого не возвращайся. Большую семью кормить нужно».
Темно было, когда Петр на улицу выбрался. Ветер обиженно выл где-то в гулкой подворотне. Хлестали и назойливо лезли в глаза колючки снега, порожденные бесконечной ядерной зимой. Прикрываясь рукой, мужчина с трудом двинулся к ближайшему остову кирпичной многоэтажки. Уныла была обстановка внутри: распахнутые настежь обледеневшие двери, разрушенные войной и временем, занесенные непогодой квартиры. Защемило сердце Петра от картины такой, тяжело сделалось. Развернулся он, да шагом быстрым к выходу направился: «Может в других зданиях вещи полезные еще не все вынесли?».
Три дня и три ночи отсутствовал Петр на станции. «Погиб», — поговаривали соседи. «Сбежал», — думало Зло. На четвертый день с поверхности принесли еле дышащего обмороженного сталкера. Бедолагу подобрали буквально у гермоворот: добравшись до спасительного метро, тот потерял сознание. Жители станции признали в неизвестном Петра. Котомка мужчины, правда, совсем пустой оказалась — ничего не удалось найти ему в умершем мегаполисе. Только силы последние потерял, да увечья разные получить успел в схватках со зверьем лютым. Чудом ноги унес с проклятой поверхности. Долго ругалось тогда Зло, в очередной раз грозилось детей у мужчины забрать, да самого Петра из дому выставить… Только в пустую это: что оно без Петра делать будет, на что жить?
После выписки из госпиталя, мужчина решил судьбу боле не испытывать — пошел к начальству да в бригаду прежнюю попросился. Взяли калеку, не бросили. Платили немного, но на пропитание семье вполне хватало. Только Злу постоянно чего-то не так было. Так и дожил Петр бок о бок с недовольством жены до глубоких седин.
С приходом старости Зло навалилось на супруга с новой силой. Дети выросли и покинули родительский дом. Некому стало напряженность в палатке снимать да Петра Петровича от происков жены ограждать: отправились Диво-дивное и Чудо-чудное жизнь свою лично вершить. Зло же, простор ощутив, лютовать принялось, самоутверждаться. Изо дня в день чего только с мужем не вытворяло: захочет — тумак обидный отвесит на глазах у всей станции, захочет — обеда да ужина лишит, а захочет — всю плешь бедняге проест речью про потерянную молодость и лучшие годы жизни, которые якобы Петр Петрович сгубить успел. Ослабленный стаей незваных болезней, расстроенный уходом любимых детей, старик сильно сдал, сделался замкнутым. Не возражал ничего, молчал больше — затрещин новых от жены ой как не хотелось. И долго бы это еще продолжалось, да только у сказки каждой обязательно должен быть счастливый конец. Петру Петровичу все-таки удалось освободиться от Зла… но только после смерти.
Андрей Гребенщиков, Ольга Швецова
«Спаси и сохрани»
Начальник станции отводил взгляд, не отвечал на прямые вопросы. Через пару часов уже начал раздраженно орать, что он не Господь Бог, и не знает, куда подевался торговый караван. При отсутствии связи никакой точной информации и не могло быть, но до сих пор возвращение каравана кое-как совпадало с назначенным временем. Двадцать четыре часа опоздания уже не укладывались в рамки разумного. Сутки… И, как оказалось, не единственные, наполненные для жителей Площади 1905 года напряженным ожиданием, постепенно сменившимся для многих ощущением безысходности и потери…