Арена — сжатое с боков помещение, сбойка, соединявшая основной туннель ветки метро с вентиляционным. Под два десятка человек, облепив решетки, активно наблюдали мордобой, сопровождая особенно смачные удары громкими возгласами. Макс протолкался поближе к арене, дрались Сашка Ёж и какой-то залетный дрыщ. Сашку Макс знал, из местных, крепкий пацан, рослый. А второй, несмотря на худобу, обладал длинными руками и на близкую дистанцию Ежа не подпускал.
— Давно машутся? — Макс поинтересовался у ближайшего зрителя в фуфайке на голое тело.
— Да минут пять как.
«Солидно» — решил Белявский, глядя как Ёж теснит дрыща к клетке, активно выбрасывая правую руку и тут же срабатывая «двоечкой», правда, долговязый будто просчитывал маневр заранее и отбивал все удары. Сашка Ёж вдруг выкинул лоукик, отсушив долговязому правую ногу, тот, было, уже потерял равновесие, как тут же ударил длиннющей рукой Ежу по рёбрам. Толпа взвыла, кто от удовольствия, а кто и крыл матом рукожопа Ежа и сделанную на него ставку.
Макс пошарил в кармане, выудив на свет пяток «семерки», поискал горластого зазывалу с пачкой бумажек-квитанций, но передумал делать ставку:
«А вдруг просру?» — лёгких денег у Белявского как-то не случалось. Да и было в сегодняшнем бое что-то не так, бойцы дрались уже довольно долго, и каждый успел уже прощупать соперника. Чуйка подсказывала, что этот балет закончится хернёй, и точно!
После короткого катания по бетонному полу, бойцы разошлись в разные углы, Ёж устремился на дрыща, то ли с разбега хотел засандалить ногой в живот, то ли удар с разворота — непонятно, запнулся на ровном месте и напоролся точнехонько мордой на кулак! На секунду повисла тишина, а затем разгневанные проигрышем зрители стали трясти решётки, чтобы самолично распечатать для безуспешно пытающегося подняться с пола Ежа свежий бочонок звездюлей. Включилась охрана ринга, и всех разогнали дубинками.
Макс порадовался, что не сделал ставки на бой, один хрен он бы не собирался ставить на залетного дрыща и сто процентов проиграл бы. И заодно решил провентилировать идею, а не крысятничает ли под носом Короля господин Ёж? Такое спускать нельзя.
Вернувшись обратно на станцию, прислушиваясь попутно, о чем говорят люди, а говорили в основном про бой, Макс дошел до брезентовой палатки над которой красовалась странная масляная лампа на семь огоньков и здоровенный, явно под мутанта сшитый, башмак. Макс постучал, откинул полог и вошел, в нос тут же ударил тяжелый дух дубленой кожи, нестиранных носок, воска и топленого жира.
— Здравствуйте, Соломон Моисеевич.
— И вам не хворать Максим, — старик с абсолютно белой головой поднял взгляд за толстыми стеклами очков на гостя. — Как ваше здоровье, как дела у вашей девочки?
— Да, всё в порядке…
— Может, чаю? — предложил старик, умудряясь одновременно прошивать чей-то ботинок закрепленный на колодке и говорить.
— Не, мы тут праздновали… не стоит.
— Аа-а, понимаю, сам был молод. Давно. Но вы не пришли к старику просто так, верно? — хитро прищурился дед, проталкивая толстую нитку через три слоя свиной кожи и поддевая петлю шилом.
— Есть такое. Про бой слышали?
— Такому старику, как я, только и остаётся как слушать, что говорят другие.
— Есть мнение, что Сашка Ёж лёг. Можете разузнать?
— Молодой человек, если старый одессит что и может, так это разузнать, — лукаво усмехнулся башмачник, ловко скрутив хитрый узел и сплавив концы толстой капроновой нити над свечой. — Я отправлю к вам Изю.
Максим вышел от башмачника уверенный, что старик не подведёт, ведь помимо того, что Соломон Моисеевич лучший башмачник так еще и тот еще шпион со своей миниармией из сирот и беспризорников, которых он подбирает и воспитывает, как своих детей.
Насвистывая мотивчик блатной песенки, Адвокат, уверенно направился к заведению с размалеванной вывеской на входе «Бар у Мойши».
Заведение, конечно, так себе. Уже с порога бар встретил Максима ядреной смесью свежего перегара и несвежей блевоты. Источник последней, кстати, лежал в собственной луже чуть в стороне от выхода и счастливо пускал ртом пузыри на каждом выдохе. Белявский скривился, смерил взглядом вышибал — братьев Щербатого и Молотка, подпиравших стены чуть поодаль, и шагнул к распиленной повдоль лакированной дверце шифоньера, заменявшей барную стойку.