Даже по меркам метро здесь было темно, и пара масляных ламп, чадящих и плюющихся искрами под самым потолком, проблемы не решали. Народу собралось немного, трое явно не местных типов, воровато поглядывая на Максима, о чем-то перешёптывались, зачерпывая ложками из стоящей посреди стола сковородки, самый тощий из них при этом громко чавкал. Остальные четыре столика — катушки от кабеля — сиротливо ютились в дальнем углу.
— Ой-вэй, Максимчик, я-таки гад вас лицезгеть! — коверкая слова, бармен и по совместительству хозяин гадюшника, поправив безрукавку, придвинулся к стойке. — Вам таки налить? За счот заведения естестгвенно. И, кстати, таки имею до вас — почти начальника — дело. Вас интегесует?
Перед Максимом из воздуха появился граненный почти чистый, но отколотый с одного боку стакан, наполненный чем-то желтовато-мутным едва ли на донышке — тараканам на опохмел и то не хватит. Перебивая окружающую вонь, в нос остро пахнуло грибной сивухой.
Этот бар Адвокат откровенно не любил, и дело вовсе не в том, что место уж больно мутное — пьяных здесь частенько обирали и ходили слухи, что обирали насмерть — и не из-за того, что эта рыгаловка самая дешёвая из всех дешёвых, так как и без того дурное пойло разбавляли безбожно. Нет. Просто хозяин был полнейшей гнидой. И сейчас, делая вид, будто Максим пришел за просто так, эта сволочь, косящая под еврея, как всегда ломает комедию вместо того, чтобы просто заплатить.
— Мойша, патроны гони. Король не любит должников.
— Я вам заявляю, что ви таки точно антисемит! Отбираете у бедного евгея его скогбные деньги, пускаете голодных детишек по мигу… — заливался притворными слезами хозяин, вскидывая длинные костистые руки, тряся приклеенными пейсами на вполне рязанском курносо-конопатом лице. А над Максом тем временем нависла глыба Щербатого, одного из братьев-громил.
Макса Белявского по кличке Адвокат жизнь научила всегда бить первым. Не раздумывать, а надо ли, не мять яйца, взвешивая все за и против, просто бить. Иначе будут бить уже его самого, ногами и насмерть.
Сивуха вместе со стаканом полетела в лицо Мойши, удачно попав в глаза. Макс присел, пропуская над головой пудовый кулачище вышибалы, и не глядя ударил согнутой рукой назад — локтем в пах. Сдавленный вдох и восклицание Щербатого «сука по яйцам!» подтвердили попадание. Справа загомонили, вскакивая с мест, трое мутных посетителей. Затопал от дальней стены второй вышибала. Верный кастет, будто живой, перетёк из рукава, пальцы привычно скользнули в собственноручно проточенные отверстия. Спокойная тяжесть стали приятно отдавала теплом в правый кулак.
Макс вскочил из приседа пружиной, отправив двухметрового верзилу в полет коротким хуком в челюсть левой — грохот упавшего «шкафа» Белявского уже не беспокоил. Сбоку что-то вякал Мойша, протирая тряпкой глаза. Второй вышибала с рыком кинулся вперёд.
Быть большим и тяжелым хорошо против таких же больших и тяжелых. Но Белявский оказался мельче ловчее и легче, потому летящую тушу Молотка с выставленным для удара кулаком он пропустил мимо, просто шагнув в сторону, и догнал кастетом в затылок с правой. Труп с размозженной головой по инерции проломил хлипкую стойку и со звоном бьющихся бутылок повалился за прилавок. Макс стрельнул взглядом по сторонам, давешняя троица выпивох, готовая к драке, скучковалась в углу, выставив ножи и заточки.
— Пшли на хер, — сквозь зубы бросил Макс, кивнув на выход. Пришлые оказались не дураками и последовали по адресу. Проконтролировав валяющегося в отрубе верзилу пинком по рёбрам, Белявский оглядел помещение — мало ли — и щербато улыбнувшись, вытянул из-за стойки причитающего Мойшу.
— Ну, сучара пархатая, думал мордоворотов на Адвоката напустить, да?
Бармен, прикинувшийся тряпкой, вдруг встрепенулся и ткнул, метя в грудь, длинным ржавым ножом, который Макс отбил в сторону, от души приложив Мойшу кастетом в живот.
— Зря, Мойша. Зря. Утюгу глянулась твоя рыгаловка. Ты помнишь Утюга Азарова?
— Д-да, помню, — держась за живот, сдавленно проблеял бармен. — Но у меня нет денег, нет патронов! — больше не коверкая слова, как прежде, выпалил хозяин.