На какое-то мгновение женщина подумала, что Арнольд каким-то образом нашел метроном и шутки ради именно сейчас завел его. Она посмотрела на часы – без четверти час ночи. Лишь крайне разгулявшаяся фантазия могла подсказать ей, что Арнольд способен на подобную шутку. Более естественным было бы предположить, что он подошел к ней со словами: «Слушай-ка, ты же вроде говорила, что Джимми потерял его, а он вот – стоит на твоей полке». Эта мысль навеяла другую: она сама спрятала метроном в таком месте, где Джимми не смог бы его достать.
Женщина прислушалась.
Так – так , так – так , так – так …
«Арнольд тоже слышит это? – подумалось ей – Вряд ли. Обычно он спит очень крепко». Поборов секундное замешательство, она встала, нащупала электрический фонарик, подошла к шкафу, открыла дверцу, сунула руку с фонариком в его зияющее чрево и прислушалась. Нет, определенно метронома там не было. Чтобы окончательно убедиться, она все же вынула пару шляпных коробок – если ей самой надо было что-то припрятать, она обычно использовала их.
Покончив со шкафом, она прислонилась к его дверце, брови ее раздраженно изогнулись. «Боже праведный! Неужели даже после смерти Джимми ей придется выслушивать это адское тиканье?»
Она решительно направилась к двери своей спальни.
Неожиданно в ее сознание проникли новые звуки.
Там, за дверью, определенно кто-то ходил, тихонько передвигаясь и ступая укутанными во что-то мягкое ногами.
Первым делом она, естественно, подумала об Арнольде, однако едва эта мысль посетила ее, как раздался скрип кровати под его телом. Ей хотелось верить, что это ходит служанка или кухарка, которым зачем-то понадобилось вернуться в дом, но она тут же отвергла и эта идею – кому взбредет в голову возвращаться за чем бы то ни было в час ночи? Взломщиков можно было также полностью исключить.
Рука ее на секунду замерла на дверной ручке, но затем она почти с яростью рванула ее на себя и, держа фонарик над головой, выглянула в холл. Никого. Она поймала себя на мысли, что ей действительно хочется кого-то увидеть. «Что за чертовщина?» – подумала она, чувствуя одновременно настороженность и раздражение.
И тут снова послышались шаги – совсем тихие, далекие, доносящиеся откуда-то снизу. Тиканье метронома заметно усилилось, оно показалось ей настолько громким, что она испугалась, не разбудит ли это Арнольда.
А затем послышались звуки, наполнившие все ее естество леденящим ужасом: это был голос мальчика, напевавшего где-то вдалеке:
«Как-вы-там,
Как – вы – там,
Как-вы-там
Жи-ве-те,
До-ро-гой,
До-ро-гой
Мой мис-тер,
Мел-зо?»
Привалившись спиной к дверному косяку, она вцепилась в него обеими руками. Ее охватило смятение. На какие-то мгновения голос затих, потом исчез совсем, зато тиканье метронома стало еще громче. Ей даже стало легче, потому, что эти звуки заглушали сейчас те, другие…
Она постояла, пытаясь совладать с собственными чувствами, потом крепко обхватила пальцами корпус фонарика и медленно двинулась по коридору, одним плечом касаясь стены. Подойдя к краю лестницы, она прикрыла ладонью луч света, чтобы тот, кто находился внизу, не мог ничего разглядеть, и начала медленно спускаться, все время опасаясь, что ее выдаст скрип ступеней.
Внизу, в холле, никого не было, теперь звуки доносились уже из библиотеки. Она осторожно распахнула дверь, и тиканье метронома вырвалось нарушу, буквально оглушив ее. Что находилось по другую сторону порога, не было видно. Только войдя в, комнату, она смогла различить у противоположной стены маленькую расплывчатую тень, робко передвигающуюся вдоль мебели, заглядывающую наверх и протягивающую свои призрачные ручонки к книжным полкам. Это был Джимми, ищущий свой метроном.
Она стояла не шевелясь, дыхание перехватил сковавший ее безграничный ужас. Джимми, мертвый Джимми, которого они только сегодня утром похоронили1. Лишь усилием воли женщина заставила себя устоять перед надвигающимся обмороком.
Ребенок-привидение брел к ней. Он шел прямо на нее и… миновал, жадно всматриваясь в каждое углубление, в каждый укромный уголок, где мог быть спрятан метроном. Снова и снова, опять и опять.
Ценой неимоверного усилия она заставила себя громко проговорить:
– Убирайся! – на деле это прозвучало резким, пронзительным шепотом. -Убирайся отсюда. Прочь!
Но ребенок не слышал ее. Он продолжал свои призрачные поиски, тщетно обследуя все новые участки пространства и снова возвращаясь на те, по которым многократно проходил прежде. И навязчивое «так-так, так-так» метронома по-прежнему, словно молотом, сотрясало гнетущую тишину объятой ночью комнаты.