И он, наконец, оставил ее.
Мария оставалась стоять неподвижно, пока не заглох шум его шагов. Тогда она глубоко, глубоко вздохнула и наклонилась, чтобы поднять маленький фонарик, который светил им.
Внезапно она насторожилась. Какой-то звук достиг её ушей.
Что это было? Казалось, под ногами человека оторвался камень, скатился куда-то вниз и остался лежать там.
Но, наверное, она ошиблась, или же камень, утомленный своим тысячелетним покоем, сам покатился, чтобы снова застыть. Здесь не могло быть никого, никого, кроме нее.
Почему же была она испугана? Она улыбнулась, подняла лампу спокойно повернулась, чтобы пойти, — чтобы пойти в город рабочих, который так хорошо был известен ей.
— Фредер, — произнесла она тихо. И еще раз: — Фредер.
Прислушиваясь, она остановилась. Тут было эхо? Нет. Это не могло быть эхом.
Чуть слышно откуда-то донеслось:
— Мария!
Она быстро обернулась, испуганная: неужели же он вернулся?
— Фредер, — позвала она.
Прислушалась… Никакого ответа!
— Фредер!
Ничего…
Но внезапно — легкое дуновение воздуха, от которого зашевелились волосы на её затылке. Точно ледяная рука погладила её спину. Легкое дуновение прошло по низкому коридору, точно мучительный глубокий вздох, который не имел конца.
Девушка стояла тихо.
Никакого ответа. Но в глубине коридора, по которому она должна была пойти, несомненно кто-то крался: ноги в мягких туфлях на суровых камнях. Это было — да, это было странно… Подкарауливал ее кто-нибудь? Человек приближался. Пусть он пройдет мимо? Да.
Налево от нее тянулся длинный коридор. Она хорошо не знала его, но она и не хотела идти этим коридором. Ей надо было только подождать, чтобы прошел тот человек, тот странный человек.
Она потушила лампу и осталась в полной тьме, прислонившись к стене чужого коридора. Она ожидала, она затаила дыхание.
Она слушала: крадущиеся шаги все приближались. Вот они уже здесь. Теперь они должны были — должны бы были пройти мимо. Но нет! Они остановились. Шаги остановились в том месте, где отходил коридор, в котором она стояла, и, казалось, ждали.
Кого?… Ее?
Решившись, наконец, она бросилась бежать. Она спотыкалась — и вставала, она натыкалась то на одну, то на другую каменную стену, она была вся в крови, потянулась к пустоте, упала, со стоном вновь поднялась…
Давно выпала из её рук лампа. Она прикрыла уши руками, чтобы не слышать шагов, крадущихся шагов, которые снова приближались к ней.
И внезапно она увидела на каменной стене свою огромную тень; за ней был свет, за ней стоял человек!
С диким криком, разрывавшим ей горло, она снова бросилась вперед, не оглядываясь, подхлестываемая светом, подгоняемая длинными, мягкими, упругими шагами.
Она бежала и кричала:
— Фредер, Фредер!
Она оступилась, упала. Перед ней была лестница. Замшелые ступени. Она поднялась по ней.
Тут был конец! Лестница заканчивалась каменной, подъемной дверью.
— Фредер! — застонала девушка. Она уперлась в дверь головой и руками. — Фредер!
Подъемная дверь поднялась, упала с грохотом назад.
Внизу — у подножья лестницы — раздался смех.
Там стоял человек с белыми, как снег, волосами. Мария потеряла сознание.
ГЛАВА VI
Владельца Иошивара по неизвестным причинам звали Сентябрем.
Никто из посетителей Иошивара не мог пожаловаться на малейшую невежливость хозяина, но только особых гостей удостаивал он провожал до самой улицы.
К таким гостям относился и Георг. Быть может, испытывал Сентябре уважение к белому шелку, который скрывал истомленное, мучимое болезненной дрожью, тело этого его посетителя. Быть может, боялся он, этот молодой человек с зеленоватым лицом упадет еще в самой Иошиваре и подаст повод к неприятным пересудам.
Так или иначе он провожал его тысячью поклонов, и ладони его при каждом поклоне расправлялись и сжимались вновь, как щупальца в ожидании последнего «на чай».
Георг остановился и посмотрел на Сентября.
Его охватило такое отвращение, что потемнело в глазах. Он опустил руку в карман — за последними деньгами.
Ему попалась узенькая записочка. Он посмотрел на нее неподвижным взглядом. «Геймердинг, улица 90, дом № 7, 7 этаж» значилось там.
У подножия лестницы поджидал белый автомобиль, о котором весь Метрополис знал, что он принадлежит сыну Джо Фредерсена. Георг подошел. Шофер приложил руку к козырьку.