Но никогда, никогда еще не останавливались водокачки.
А сейчас? Откуда текла бесшумная вода? Поднималась ли она еще?
Да, она поднималась, она поднималась медленно и неизменно. Она уже доходила до платья Марии и делала походку её тяжелой.
Мария шла вперед и вперед. Она не видала ни одного человека; улицы и площади лежали, точно вымершие, в бледных лучах электрического солнца. Казалось ей или правда, этот белый свет с каждой секундой становился все слабее?
Но вот Мария увидела маленького полуголого ребенка, который остановившимися глазами смотрел на темную, спокойную, грозную воду, лизавшую его ноги своим холодным и влажным языком. Мария бросилась к ребенку.
— Тут нет никого, кроме тебя? — спросила она дрожащим голосом. — Где твой отец?
— Ушёл.
— Где твоя мать?
— Ушла.
Мария ничего не понимала. После своего пленения в доме Ротванга она шла от ужаса к ужасу, не понимая ничего из того, что случилось. Но раздумывать было некогда. Взяв ребенка на руки, она пустилась бежать из дома в дом, зовя других забившихся в квартиры ребят.
И вот они пришли к ней, спотыкаясь и плача. Они приходили толпами, маленькие, иссиня бледные привидения, точно они были дети камней. Мария кричала — у неё не хватало больше голоса. Она шла и шла…
Свет дуговых ламп сталь красноватым. Он мигал, от него шли черные тени.
Они пришли на площадь. Да, здесь должна была быть винтовая лестница, которая вела наверх. Узенькая лестница, которою никогда никто не пользовался — ведь существовали удобные лифты.
Мария подбежала к лестнице. Она взбежала по первым ступенькам и позвала детей. Но они не решались следовать за ней, потому что там было темно, и воздух был тяжел и плотен.
Лестница шла все выше и выше и заканчивалась дверью. Мария попробовала толкнуть ее, но с таким же успехом мог бы ребенок столкнуть с места огромный собор.
Мария снова вернулась вниз к детям.
— Маленькие братья, маленькие сестры, — сказала она нежно, — понимаете вы, что я говорю?
— Да.
— Дверь наверху заперта. Нам нужно немножко подождать. Кто-нибудь придет, чтобы открыть ее нам.
— Да, отозвались дети.
— Садитесь пока, я расскажу вам сказку, — сказала Мария.
ГЛАВА XVI
Джо Фредерсен сидел за письменным столом в своей рабочей комнате. Он недавно послал Олерта к своему сыну. Он не хотел, чтобы Фредер беспокоился, если внезапно потухнет электричество. Он надеялся, что Олерт придет еще вовремя.
Спотыкающиеся в темноте шаги послышались в передней. На пороге стоял Олерт. Он был нетверд на ногах. Он закрыл глаза.
— Ваш сын, — пролепетал он, — ваш сын, господин Фредерсен… я не нашел его!
— Что это значит?
— Это значит, что Фредер, ваш сын, не был у себя. Это значит, что ему, вероятно, захотелось своими глазами посмотреть, что может, по желанию его отца, Джо Фредерсена и при посредстве нескольких сумасшедших, стать из Метрополиса. Это значит, что, как мне рассказал его слуга, он ушел с каким-то человеком в одежде рабочего и еще не вернулся. И едва ли легко ему будет вернуться — в этом городе, в котором, по вашему желанию, вспыхнуло безумие, разрушающее безумие, все уничтожающее безумие… в городе, в котором нет даже света, чтобы попытаться найти вашего сына.
Лампа выпала из рук Джо Фредерсена и продолжала гореть на полу. Тень Олерта выросла, стала черным, огромным привидением, скалой, которая грозила обрушиться на Джо Фредерсена.
Олерт хотел продолжать, но ему не пришлось.
Правая рука Джо Фредерсена как-то беспомощно повисла. Самый могущественный человек в Метрополисе подался вперед, точно раненый и опустился на стол.
Тихий голос Джо Фредерсена сказал:
— Что человек посеет, то он и пожнет.
Затем голова его упала на руки, и голосом, который знала одна лишь его покойная жена, он стал звать к себе своего сына.
Но зов его остался без ответа…
Фредер и Геймердинг подошли уже к бывшим копям. Они услышали звук взрыва.
— Что это такое? — испуганно спросил Фредер.