Но Геймердинг молчал. Они шли вперед.
Резко сыпались удары гонга. — Сигнал об опасности в Городе Рабочих. Со всех сторон была вода.
Фредер, казалось, не чувствовал её прикосновения.
— Мария, Мария, — кричал он, как безумный.
Она не могла его слышать, конечно, она рассказывала детям сказки. Дети взгромоздились на широкий каменный блок и, поджав ножки, внимательно слушали.
Но вода все поднималась. Мария притянула самых маленьких детей к себе. Остальные сбились, точно овечки. Она понимала, что нелепо было кричать, звать о помощи. Кто мог ее услышать? И если бы ее услыхали, откуда взялась бы помощь?
Мария больше ничего не слышала, ничего не видела, — она не видала детей, не видала воды, она больше не молилась, она больше не думала… В её измученном мозгу выплыла тень воспоминания — светлые волосы, высокий открытый лоб, грустные, сияющие глаза и губы, которые сказали ей в великой любви: «Ты позвала меня, и я пришёл».
Она опустила голову низко, низко, чтобы дети не увидели слез на её глазах. Но за её спиною кто-то кричал изо всех сил, кто-то звал ее по имени.
Она обернулась, она подняла глаза, подняла руки к молодому человеку в разодранной белой шелковой рубашке, который стоял в двух шагах от неё. В следующее мгновение он держал ее в своих объятиях.
Что ему были ужасы, самый ад — он держал ее в своих объятиях и целовал её бледные губы.
— Ты, Мария? Да, да, ты — Мария! — говорил он.
Мария улыбалась. Ей казалось, что она умерла уже, ей казалось, что она уже в раю. Она услышала, точно сквозь сон, его испуганный голос:
— Не умирай, не умирай, Мария.
— Почему же нет? — думала она устало, — разве это еще не конец?
Нет, это не было концом! Она опомнилась. Дети, плача, обступили ее.
Фредер вырвал Марию из толпы детей. Он хотел унести ее. Но она освободилась.
— Иди, — сказала она, улыбаясь, — иди вперед, Фредер. Я последую за тобою, но я хочу быть последней.
ГЛАВА XVII
По улице, ведущей к Иошивари, тащилась Нинон.
Сентябрь не напрасно считался образцом хозяина. Он позаботился, чтобы его особенно многочисленные в этот вечер гости не страдали от недостатка света и от отсутствия развлечений. Ритм негритянской музыки звал всех к танцу, и пестрые фонари причудливо освещали изящно декорированную залу.
Но все же Сентябрь был недоволен. Он отлично знал, что происходило в городе. Он любил свое выгодное дело и ему совершенно не улыбалось увидеть, как рабочие разрушат его фантастический дворец. Вот почему Сентябрь посылал искать Нинон. Увидев ее наконец, он облегченно вздохнул.
Он схватил девушку за руку и потянул ее к ближайшему фонарю.
— Что с тобою? — спросил он. Ты больна? Что означает этот маскарад? Пьяна ты?
Очевидно, с Нинон действительно случилось нечто серьезное, иначе Сентябрь не осмелился бы дотронуться до её руки своими пальцами — ответом неминуемо была бы звонкая пощечина.
— Я не больна, — сказала Нинон, — и я не пьяна.
— Ну, так что же?
И Сентябрь невольно отдернул руку от девушки.
Нинон шевелила губами, но не могла произнести ни слова. Действительно, как могла она сказать самодовольному Сентябрю: «Отца моего убили, — я виновата в этом».
— Собаки, — закричала она, все вы — собаки.
Но Сентябрь не легко терял самообладание.
— Стакан шампанского для Нинон, — крикнул он громко.
Танцующие обернулись, весело рассмеялись. Волна весёлого опьянения всколыхнулась возле Нинон. Двадцать бокалов потянулись к её рту. Замолкшая на мгновение музыка снова весело заиграла.
Нинон пила. Она выпила первый бокал, второй, третий, четвертый, пятый…
— Браво, Нинон!
Высокий молодой человек протянул к ней руки.
— Танцуй со мною, Нинон.
Нинон громко расхохоталась.
— Почему же бы и нет?
Воздуха, воздуха, больше воздуха!
Нинон вскочила на стол. Она танцевала меж бокалами, меж цветами и лентами серпантина. Она танцевала и пела: «Моего отца убили…»
Она не переставала танцевать, пока не замолкла музыка. Но даже тогда осталась она на столе с поднятыми руками, тяжело дыша.
— Дорогие друзья и подруги, знаете ли вы, что началось светопреставление?
Ей отвечало молчание. Откуда-то донесся бессмысленный смех пьяного. Обеспокоенный Сентябрь подошел к Нинон.
Она с ненавистью расхохоталась ему в лицо.
— Ты боишься, Сентябрь? — спросила она. — Чего же ты боишься?
Её беспокойные глаза перебегали от одного к другому.