— То есть на момент вашей прискорбной гибели вам было двадцать семь.
— Верно. Так вот, наш домовладелец, Ланский, был евреем, как и мы, но он никогда не ставил земляков выше прибыли; если бы мы не оплатили аренду вовремя, судебный пристав в два счета выгнал бы нас. Ланский постоянно твердил, как нам повезло иметь хоть какой-то угол, но ведь ему самому не приходилось там жить. Точно знаю, он живет в хорошенькой квартире на Тауэнциенштрассе. Самый настоящий гониф [14], понимаете? Как бы там ни было, меня уволили в прошлом году, сразу после Рождества. Я, конечно, искала новое место, но сейчас половина женщин Берлина ищет работу, так что я знала: ничего у меня не выйдет. Если бы меня не уволили, я бы ни за что в такое не впряглась. За жилье нужно платить, вот Фриц и предложил идею, а я согласилась — все лучше, чем терпеть побои.
— Туфли, которые были на вас. В стиле Саломеи, от «Хеллстерна». Дорогие.
— Девушка должна выглядеть на все сто.
— Где вы их взяли?
— Подруга украла на заказ в Вертхайме.
— А очки?
— Некоторым мужчинам нравятся секретарши. Особенно на том пятачке к северу от Силезского вокзала. Они принимают тебя за соседскую девчонку, и это придает им уверенности.
— Это ведь в двух шагах от фабрики Юлиуса Пинча, не так ли?
— Верно. Иногда мой дорогой муженек после поздней смены отыскивал меня и отнимал все заработанное, чтобы купить себе кружку-другую пива. Таким уж чутким был Франц. Говорил, что присматривает за мной, как настоящий альфонс, но я считала иначе. Дело-то было опасное. Я это знала. Мы все знали. Никто не забыл Карла Гроссмана. Он убил бог знает сколько женщин в том самом районе Берлина. Когда это было?
— Между девятнадцатым и двадцать первым годами.
— Говорят, своих жертв он съедал.
— Нет, это делал Хаарманн. Гроссман просто разрубал их на части. Обычно в своей квартире на Лангештрассе. Но вы правы. Это недалеко от того места, где вас убили.
— Ублюдки. По-моему, все мужчины — ублюдки.
— Наверное, вы правы.
— Ты, должно быть, такой же. «Быки» не лучше остальных. Даже хуже. Забираете деньги из-под матрасов или «снежок» толкаете, притворяясь, что уважаете закон. Но иногда вы хуже всех. Кто был тот ублюдок-полицейский с «Алекс», который несколько лет назад убивал женщин? Тот, которому по рукам надавали и отпустили.
— Бруно Герт.
— Ты его знал?
— Да. Но не сказал бы, что его просто отпустили.
— Нет? Но он же сохранил голову на плечах?
— Это правда, но теперь он в психушке. И, скорее всего, останется там до конца своих дней. Собственно говоря, пару месяцев назад я его навещал.
— Наверное, это было очень приятно для вас обоих. Говорят, он устроил целое представление перед судьей. Притворялся безумным. Он знал, как работает система, и суд купился.
— Может, и так. Не знаю. Я сам на суде не присутствовал. Но давайте вернемся к тому, что случилось с вами, Матильда. Расскажите мне о том вечере, когда вас убили. И примите мои соболезнования.
— Вечер начался в «Хакебаре». Обычное дело. Многие шонты[15] вроде меня выпивали пару бокалов для храбрости, прежде чем отправиться на поиски клиента.
— В вашем организме нашли еще и следы кокаина.
— Конечно, почему бы нет? Придает легкую упругость походке. Помогает, когда натыкаешься на возможного клиента. Помогает даже получить удовольствие, знаешь ли. Когда тебя трахают. Такие вещи не особенно трудно достать, и они не слишком дорогие. Можно купить на пробу у торговца сосисками перед Силезским вокзалом.
— Мы его спрашивали. Но он все отрицал.
— Наверное, не вовремя спрашивали. Когда у него были только соль и перец.
— А что произошло дальше?
— Некоторые из нас пошли в театр «Роза», а может, в «Цур Мёве».
— В танцевальный зал? На Франкфуртер.
— Точно. Он немного старомодный, но там полно мужчин, которые этого и ищут. В основном, таких как Франц, надо сказать. Кто-то видел, как я уходила оттуда с мужчиной, но о нем я, по понятным причинам, ничего не могу рассказать. Дальше все становится слегка туманным. Где-то на Андреасплац есть фонтан со статуей Фрица с молотком.
15
Третьеразрядные проститутки из числа еврейских девушек (часто польского происхождения).