— Значит, вы самый настоящий заморский принц? — Я все еще не могла поверить в такое потрясающее знакомство. — Это похоже на сказку.
— Тысяча и одна ночь! — пылко добавил он, но я в испуге опустила глаза, и принц горестно вздохнул. — Да, нам так некстати помешали! Этот глупец Олл все испортил.
Гарун аль-Саман в гневе ударил кулаком по кровати, но быстро взял себя в руки и успокоился.
— И все же я не теряю надежды...
Принц кончиками пальцев поднял мой подбородок и со значением заглянул мне в глаза.
— Мы скоро увидимся, да?
— За коктейлем, Гарри... — пробормотала я.
Он ушел.
Я стояла покусывая губы. Принц оказался куда более симпатичным, чем мне представлялось до поездки на Капри. И он так заинтригован! Но с другой стороны... Если я не проявлю бдительность, то скоро у меня появится перспектива оказаться в гареме в обществе тех несчастных, которые никак не могут угодить избалованному паршивцу, засыпающему под шелест снимаемой одежды и не ценящему тот особый момент, когда леди остается совсем без штанишек...
Глава 5
Итак, в чем же я выйду на террасу? Там уже сидят и потягивают коктейли графиня и эта платиновая нахалка. Обе наверняка вырядились... Теперь-то я поняла всю иезуитскую хитрость графини, которая не рекомендовала мне брать на Капри большой гардероб. «Захватите купальник и вечернее платье», — сказала она тогда. А сама щеголяет в таких туалетах, что все мужчины пялятся только на ее ляжки... Ну, ладно, я изобрету наряд из тех немногих лоскутков, что валяются в моем чемодане, и мы еще посмотрим кто кого!
Я выбрала длинную ночную рубашку, сшитую из черных кружев. Под рубашку надела короткую прозрачную комбинацию. Эффект что надо! Пусть гости догадываются, есть у меня под такой одеждой нижнее белье или нет его. Я почувствовала себя садисткой, но это чувство мне даже понравилось.
Повертевшись перед зеркалом еще минут пятнадцать, вышла в коридор и проследовала на террасу. Едва я переступила порог и сказала: «Хэлло!», как четыре пары мужских глаз уставились на меня. Пит, Гарри, Марта и фокусник Амальфи смотрели с большим интересом. А вот глаза графини Джекки Крюгер и Высокородной Памелы метали в меня молнии и даже зажигательные бомбы. Это был верный признак: я одета сногсшибательно.
— Ну как? — мило улыбнулась я графине. — Мой наряд подходит для предобеденного коктейля?
— Скорее, для ночного рандеву, — съязвила Карла.
— Для ночного рандеву в борделе, — громко произнесла Высокородная Памела.
— Одни любят экстравагантные наряды, а другие — купание нагишом в фонтане, — сказал мистер Амальфи.
Памела вспыхнула, но иллюзионист, делая вид, что ничего странного в таких купаниях не видит, добавил:
— Лично мне кажется, что каждый должен быть свободен в своих проявлениях.
Я украдкой взглянула на Его высочество. Гарри облизал пересохшие губы и не выдержал:
— Вы восхитительны, Мэвис!
— Мэвис? — графиня вмиг подобралась. — Неужели вы знакомы?
— Мы не были знакомы, но благодаря тому, что оба ошиблись, пересеклись чуть раньше, чем это намечалось, — Гарри говорил с Карлой, но смотрел на меня. Я была отомщена за тот «теплый» прием, который мне оказали на лестнице при входе в дом, когда Пит не спускал глаз с зеленоглазой графини. — Карла, у вас отменный вкус. Вы умеете выбирать приятельниц.
— Благодарите Пита, — мстительно выдавила графиня. — Мэвис его приятельница.
Пит улыбнулся краешками губ.
— Мы случайно встретились и случайно подружились. Ничего особенного. Ни роковой страсти, ни тайного романа.
— Мэвис, если этот наряд ты выбрала для коктейля, то во что же ты, котеночек, переодеваешься перед сном? — традиционно подняла правую бровь Джекки. — В шинель? Я угадала?
— Джекки, у тебя буйная фантазия, тебе надо идти в модельеры или писатели, — парировала я. — В постели я предпочитаю исключительно свои любимые духи.
Высокородная Памела, чтобы оторвать всеобщее внимание от моей персоны, демонстративно повернулась к Марти и громко спросила коротышку:
— Мистер Гудмен! Говорят, что у вас — артистическая натура. Вы рисуете? И что?
— Смерть. Меня интересует тот миг, когда пуля впивается в тело, нож протыкает жертву, хищник вгрызается в загнанную дичь... — Глаза Марти заблестели. — Самое трудное в моей работе — передать на холсте предсмертный крик. Что лучше: тщательно выписать глаза, вылезающие из орбит, или переключить все внимание на рот, обезображенный воплем?
Высокородная в блаженстве растеклась по креслу.
— Как это ярко, выпукло!.. Согласитесь, в любом проявлении ужаса есть нечто величественное.
Платиновую блондинку тоже возбудили картины, которые ей нарисовало воображение. Она медленно пересекла террасу и опустилась своей упругой задницей прямо Марти на колени.
— Ты гениален, мой безумный мастер! Расскажи еще про свои работы.
Марти надулся, как индюк, и начал жарким шепотом что-то объяснять Джекки. Графиня завладела вниманием Гарри и не оставила мне ни единого шанса пообщаться с ним. Я заскучала, подошла к краю террасы, оперлась на перила и принялась осматривать окрестности. Остров был очень красив, особенно манило море...
— Не откажетесь от мартини, мисс Зейдлиц?
Я обернулась и увидела улыбающегося мистера Амальфи. Он держал в обеих руках по бокалу. В бокалах потрескивали кубики льда.
— Не откажусь.
Я взяла бокал, отхлебнула и, вздохнув, призналась:
— Я так рада, что снова вижу вас, мистер Амальфи! Вы мне глубоко симпатичны.
На его лысине вдруг показались бисеринки пота. Прежде чем ответить, этот милый человек долго держал на мне свой печальный взгляд. Потом тоже отхлебнул мартини и сказал:
— И мне очень приятно видеть вас, Мэвис. Но я вижу и другое: вам здесь не очень интересно. Что связывает вас, такую непосредственную, живую, искреннюю, с этими кривляками и лицемерами?
— Вы считаете, что я попала в общество лицемеров?
Он кивнул.
— Эти люди — врунишки, и это мягко сказано. Притворщики.
— Но почему же в таком случае вы не порвете с ними и не уедете?
— Потому что я такой же притворщик, как и они, — улыбнулся Амальфи. — Толстяк и надувала, к которому они привыкли. Они не могут мне навредить. Зачем портить любимую игрушку? Но вам надо их опасаться.
— Опасаться? Мне?
— Не верите? Но посмотрите на ситуацию со стороны. Женщины воспользуются первой же возможностью отомстить вам за то, что вы затмили их. Мужчины скорее уничтожат вас, чем согласятся на то, что вы достанетесь одному из них. Да и какие это мужчины!
— Но Его высочество...
— Его высочество — развратник! Гудмен — психопат-садист! А что касается Пита Брука, то... — Амальфи нахмурился. — Мне трудно понять, что скрывается за этой маской джентльмена. Но если я хоть немного разбираюсь в людях, то там нечто отвратительное.
— Вы пугаете меня...
— Дитя мое, я не пугаю, а предостерегаю. Эти люди могли бы составить хорошую компанию зверям в зоопарке. Однако они на свободе, они охотятся, и я не хочу, чтобы вы оказались жертвой, попавшей в их сети... Будьте осторожны!
Внезапно он сбросил с лица серьезную мину, широко улыбнулся и щелкнул пальцами.
— Все! Больше не будем говорить о неприятном. Смотрите, что я для вас приготовил!
В руке иллюзиониста появилась нежно-золотистая орхидея.
— Она похожа на вас, Мэвис, но вы, несомненно, краше!
— Спасибо, мистер Амальфи. Можно я потрогаю цветок? Это иллюзия?
— Проверьте.
Он вложил орхидею мне в руку и добавил:
— Я пользуюсь гипнозом очень редко и только тогда, когда вижу перед собой двуличное существо. Когда это происходит, меня прямо подмывает сбросить с человека его личину.