Меж бредом и явью
Меж бредом и явью.
В мороке1, дарованной печью.
Когда мне не спится. И если занять себя нечем.
Порывами ветра, что в мире живёт заоконном.
И тени скользят, и не кажутся чем-то знакомым.
Меж явью и бредом, порывами сорваны краски.
Я в поезде еду, по свету той лунной указки.
И те остановки, в которых лишь тамбура грохот,
И запах стекла, и раскидистый храп или хохот.
А путь недалёк, по следам остывающим следом.
И тот огонёк, что играет с огнём, непоседа,
Глядит сквозь костёр,
обожжённое мимо пространство, -
Цветастый шатёр,
с путеводной звездой постоянства.
Добрая лира
Мы не торопимся. И, делая добро,
Мы время не торопим. Мне, поверьте!
И, открывая прошлое, в конверте
Порой отыщешь некое… нутро,
В котором часто стыдно не признаться:
За дело стоит несерьёзно браться,
Оно серьёзным станет. Так хитрО
Распоряжается действительность. Не нами!
А чем позволим, открываясь миру сами.
Вокзал
Вокзал – он разный. Утром станет в позу,
Он санный, сонный, словно от мороза,
в любое время, даже в летний день,
Когда к прохладе, что дарует тень,
Спешит прохожий, со своей поклажей,
Подушкой ненамеренно разглажен
Покрой его со сна румяных щёк…
И он бы мог поспать вполне ещё,
Но предстоящий путь его тревожит,
И он ни есть не спать теперь не сможет,
Пока в вагоне не укажут место.
А там – беседы, встречи… интересно!
И сон глубок, на фоне проходящих.
В тот тамбур, что так манит всех курящих.
Чихает дымом в преднамеренном зевке.
Халвой слоится на чугунном том совке,
Тот уголь, да в титане ненасытном,
Что плавит чай. Закускою несытной
Его пытаются умаслить и растрогать…
Но не остывшим лучше бы не трогать
Его суровый, словно ярость, бок.
Тот безъязык, кто сделать это смог!
И снисходительно разнуздан подстаканник.
Он – тот ещё, бывалый. Этот странник
Столь многое и многих пережил.
И ночью ложечка в его нутре дрожит:"
"А потеряют?! Что тогда?! Чу, остановка?!."
В вагоне та ещё бывает обстановка…
Вокзал – он разный. Как порталы в расставанья.
От пункта А до пункта Б не расстоянье.
А только часть того пути, где город спящий
Во сне тебя опередит. Он странник вящий2.
Лист
Гуаши синей правой части света
И облаком раздробленная часть
Что слева. Я опять ищу ответы
С чего закончить? И чему – начать
Позволить. Распуститься. Попытаться.
А что без вздохов, молча отпустить.
Не всем ветвям – с листов своих срываться.
И звёздам всем, что могут, не светить.
Скрываться, как года, за облаками.
Веков прозрачных, призрачных времён.
Того, что не случится больше с нами,
И чем не будешь ты обременён,
Но ты расстроен! Искренне. Подспудно,
Винишь себя. И не берётся в толк:
Что заработать время очень трудно.
С умом потратить – наш невольный долг.
Так невесомо, легковесно время…
В ручьи сплетаясь, пресная вода
Становится солёной. Это бремя,
Хоть ветра нет, качает ветки так,
Что удержаться слаженному сложно.
Как смыслу, что витает между строк
Любые планы лживы и возможны
Как ветер, что щадит один листок.
И он висит всю зиму. Яркий, лепый.
Кому он как. А мне – великолепный.
На закате…
Чухта3 стогов повязана небрежно.
Безбрежно поле, бережно и нежно
Сквозь ряби, плавким золотом, дерЕв
Волна к волне, как суть свою презрев,
У края света сонный лик горит.
То с нами солнце тихо говорит,
О том, в чём никому не признаётся:
Волненья дня ему передаётся,
Оно ж – по кругу, звёздам и луне,
И тем, кому мерещится в окне
Тот силуэт. Шаги? Едва ли слышно.
Тому, кто здесь, и тем, чьё время вышло.
Следы…
Вены берёз. Их заметно на кисти заката.
Так, натружены. Пылью иль былью весны,
А теперь отдохнут.
Без печали о прошлом, два такта
Отыграет зима. Что – кому. Видеть сны
Или под перелив воробьиной свирели
Увертюры метели с готовностью ждать.
Либо марта, в котором грачи загалдели…
Проглядели мгновенье поры осуждать,
То ль пора?! От того ли, что лето приходит
На готовое всё. И готово на всё ли?!
Мы ль по жизни идём, не она ли нас водит?
Сок берёз недостаточно сладок, а соли
Не хватает нам, в толще зелёной воды.
Мы готовы на всё. Так потеряны мы.
И свои, без надежды, находим следы,
Те, что волнами море потешилось, смыв
Их прибоем веков. Как в мирской суете.