Чего луна не помнит? Только толку…
Мы так живём, не думая о ней.
Но изредка, как все вокруг умолкнут,
Следим. В пробелах мимо скорых дней,
Как в поездах. Движенья часты, споры
И спорны споры споров. Снег вершин
Лежит, и не считает разговоры
Единым достижением души
Он быть желает кем-то покорённым.
Или иначе: он желает быть
Творить, и в мире, кем-то сотворённом, -
Иных заставить о себе забыть
И о других начать немного печься.
То – сложно? Сладить следует с собой
Следами вдаль так просто не увлечься
И не понять, о чём тот, волчий вой.
Не от тоски. То боль о всём, минувшем,
Что так тревожит полную луну.
И жить нельзя, хоть раз, не оглянувшись.
Её оставив в небесах одну.
Крещение
Любуясь на уловки постоянства,
Над нами совершаема…пространство
Округ в довольстве. Мы лишь недовольны.
И то не так, и эдак. Нами вольно
И в воле нашей, наша воля пробудиться
Не смеет. То ли – сетовать, сердиться.
Об эту пору или миг прошед,
На нас, как озарение, сошед,
Грядущего великого Крещенья.
Полночных звёзд сияет освещенье…
И освящённой прежде нас воды,
Искрят, расколотые в форме Иордани.
Взволнованные, будто до свиданья
В волненье вод, и лишь затем следы
Мы оставляем после на снегу.
Как в скорой жизни этой, на бегу…
Ветка
Луны монетка в прорези заката
Исчезла незаметно. Кончен день,
Но утро ж было! Не давно, когда-то,
А утром ранним! И, низвергнув тень,
Оно справлялось с сумраком и ленью,
Что гнёзда вьёт себе в глухой ночи,-
Над той тропой, утоптанной, оленьей,
Над филином, что горестно кричит,
Жалея ночь. Раскачивая ветку,
Когда её, так вовремя плечо,
Толкнув с досады, будто незаметно,
И словно он, как прежде не причём…
А ветка, покачав главой, устала.
Понятлива, и в том её вина.
А филин? Что ж.… ужели не застал он,-
Её толкнул и сломлена она.
Одним движением. И ствол не оцарапав,
Так тихо, в уготованный сугроб
Упала. Филин – мимо, не заплакав,
Рассвет – тот был, а филин был таков…
Но ветка? Распахнувши очи почек,
Та ждёт весны. А сердится? Не очень…
Заколочены ставни…
Заколочены ставни.
Это символ бурьяном поросшей тропинки.
Не утоптанной к речке пологой низинки
И корзинки пустой, перевёрнутой мышью.
И шагов. Их давно уж не видно, не слышно.
А картинкой недавней,-
Звон хрустальных рассветов, разбуженных днями,
Всё – чужое. И видится точно не нами,
Что в распахнутый дом ветер кошкой врывался.
Все ушли навсегда, он навечно остался.
Он всегда, где не надо, один. Так ведётся,-
Родниками волна всё никак не напьётся.
Но закатного жара остудит чело
Проходящий по морю дублёный челнок…
Заколочены ставни…
То картинки недавней,
Что оставила в сердце израненном след.
Где тот дом? Где тот пыльный сквозь щёлочку
свет,
Что пробился, как нежный росток сквозь бетон.
Он не мог? Он старался. Но ты же не он…
Закат
В пучину леса солнце оседает
И закипает. Пену сизых туч
сдувает ветер. Стынет небо, тает
И проясняется. Последний жёлтый луч
Накалывает бабочкой в коробку
луны нескромный бледный завиток.
И он не ропщет, – нежный, ломкий, робкий,
И не трепещет. Поздний горький сок
Берёзовый из ранки кровью льётся,
По пояс от заката. Это – лес.
Добро и зло иначе познаётся.
Иной отсчёт для правды и чудес.
Роняя крошки облака, как пепла,
На утро шьёт всему иной наряд.
И как природа…досель12 не ослепла?!
Который год, одно и тож, подряд…
Златоглазка
Примета весны – златоглазка
На стёклах, зевая,
А о том, что январь на дворе,
то как будто не знает.
Ей не видно,
что снег дотянулся до крыши,
Ей не слышно зимы.
Звуки глуше и тише
В толще собранных в узел,
Сплетённых метелями кос.
А на розовый нос,
Что с мороза,
Златоглазка не смотрит.
И в тёплой вельветовой пыли,
Вспоминая, о чём мы, конечно, забыли,-
Что январь и морозы конечны.
Жизнью этой, конечно, беспечной,
Избалованы. Любим до дрожи,
Но бросаем.
Иначе не можем.
Подлость
Рыдает снег, ему тепло и рано
Вода, слезами, капает. А раны
Совсем не видно. Солнца Луч искусен
И тает снег, И от того он грустен…
И, заторможено морозами, стаккато
Капели не усердствует. Не надо
Спешить туда. Алмазное свеченье