— Все гораздо сложнее.
Бастьен попросил разрешения уйти: рядом стояла Жад, скорее заинтересованная, нежели шокированная увиденным.
— Если вас не затруднит, вы расскажете мне все завтра в конторе. Я бы хотел отвести дочь домой.
— Разумеется, это может подождать.
Пассаро отступил в сторону, и мужчины на прощание обменялись рукопожатием.
11
Комиссариат Кале
Шаг у комиссара Дорсэ был короче, чем у Бастьена, так что лейтенант приноравливался к нему, чтобы не обогнать начальство в главном коридоре комиссариата Кале. Шеф регулярно смотрел прямо в глаза вновь прибывшего, как если бы хотел убедиться, что его не разыгрывают. Еще один офицер здесь — что-то неожиданное. Даже сомнительное.
— Если начистоту, я не знаю, чего от вас ожидать, лейтенант Миллер.
Он вдруг резко развернулся, вынудив Бастьена сменить направление, чтобы не отстать от него. Все в этом четырехэтажном здании из красного кирпича было тесным: и коридоры, и кабинеты, которые Миллер мог видеть через приоткрытые двери.
— Никто по своей воле не выбирает Кале, — продолжал комиссар. — Так что нам даже пришлось блокировать прошения о переводе. Однажды оказавшись в этом комиссариате, его уже невозможно покинуть. Вы знали об этом?
— Скорее, нет.
— Естественно, это ведь почти противозаконно. Если бы мы допустили переводы по службе, то в первый же месяц потеряли бы сорок процентов сотрудников. Поэтому ваше добровольное присутствие здесь вызывает у меня множество вопросов. А главное, я надеюсь, что вы не являетесь подсадной уткой.
Комиссар внезапно остановился перед запертой дверью и взялся за ручку.
— Отзывы о вашей службе в Бордо положительные, ваш бывший руководитель группы оценил вас выше среднего, и вам не навесили никакого ярлыка. Так скажите мне, где тут собака зарыта?
— Успокойтесь, ее нет. Просто-напросто семейные обстоятельства.
Комиссар внимательно оглядел нового члена своей команды. Тридцать пять лет, как сказано в его деле. Гладко выбрит, специально принарядился ради первого рабочего дня, каштановые волосы в аккуратном беспорядке. Дорсэ попытался представить, в каком состоянии Миллер будет через пару месяцев.
— Готовы познакомиться с группой?
В этом-то и заключалась вся проблема. Миллер, едва переступив порог комиссариата, вел себя не более приветливо, чем парижский таксист, ограничиваясь лаконичными фразами. Он отдавал себе в этом отчет. И был не в восторге от собственного поведения. Но все же предпочитал сойти за молчуна или дурно воспитанного типа, чем за того, кем он был на самом деле — растерянным лейтенантиком, отслужившим жалких три года, который готовился в качестве руководителя группы познакомиться со своей самой первой командой.
Дверь открылась, и они оказались в помещении размером едва ли пятнадцать квадратных метров, с тремя столами. Преимущество: одного постера хватило на то, чтобы украсить это место, а судя по его пожухлым краскам, он висит здесь с самого начала. На афише фильма «Побег из Шоушенка» Тим Роббинс был бледным, а Морган Фримен почти белым. Двое сидевших в кабинете сотрудников подняли головы, покинули свои столы и направились к Бастьену, чтобы познакомиться с ним.
— Рядовой Лорис, мое почтение, лейтенант.
— Капрал Корваль, мое почтение, лейтенант.
Бастьен пожал каждому руку. Искреннее рукопожатие Лорис. Вялое и влажное — Корваля. На лице комиссара появилось довольное выражение человека, с успехом выполнившего свою миссию, и под предлогом совещания с префектом он их покинул. Оставшись без высшего руководства, Бастьен начал все сначала и обратился к своим подопечным:
— Если вы не против, давайте заново, на этот раз с именами. Я Бастьен. Не лейтенант, не месье, не Миллер. Просто Бастьен.
Лорис опять подошла к нему. Тонкий черный свитер и обтягивающие джинсы, лет двадцати, янтарно-смуглая — видимо, какая-то смесь кровей, — на бедре оружие в кобуре из блестящей кожи.
— Эрика Лорис, рада вашему прибытию.
Затем настал черед Корваля. Растянутая футболка, широкие штаны, толстячок, пытающийся скрыть живот. Явно лет сорок, черные волосы зачесаны назад.
— Рубен Корваль, добро пожаловать.
— А остальные? — удивился Миллер.
— Не хватает Мартена, он в депрессии, и Шабера — у него уже девять месяцев отпуск по болезни в связи с ранением колена.
— На службе ранен?
— Нет, на футбике.
— А ваш бывший офицер? Я слышал, что покинуть комиссариат Кале невозможно, как же ему это удалось?