Но даже один единственный на все произведение ситуативный оборот может оказаться не "проходным", может концентрировать в себе какие-то важные художественные смыслы.
Вот пример из хрестоматийного рассказа "Ванька" (1886): "Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом..." [С.5; 479].
Гипотетическая часть оборота обнаруживает явную склонность к обособлению в некую микроструктуру - настолько яркой, образной и необычной она оказывается.
Не последнюю роль здесь играет "ударная" позиция оборота (в конце абзаца), финальное многоточие, заметно удлиняющее смысловую паузу.
Значима также включенность данного фрагмента пейзажного описания в ретроспекцию и его завершающая позиция в этом экскурсе в недалекое прошлое, поскольку следующим абзацем повествователь возвращает Ваньку Жукова из мира воспоминаний к реальности.
Стилистика оборота очень органична для Чехова. Но соприкасаясь в форме несобственно-прямой речи с внутренним миром ребенка, с его наивной непосредственностью и простодушием, она приобретает новые и при этом - очень теплые краски, усиливающие ностальгический оттенок воспоминаний мальчика о хорошей жизни в деревне и раскрывающие его острое желание вернуться туда.
Нередко ситуативный сравнительный оборот вводится уже в первой фразе произведения и как бы задает тон дальнейшему повествованию.
Так начинается рассказ "Новогодняя пытка" (1887):
"Вы облачаетесь во фрачную пару, нацепляете на шею Станислава, если таковой у вас имеется, прыскаете платок духами, закручиваете штопором усы и все это с такими злобными, порывистыми движениями, как будто одеваете не самого себя, а своего злейшего врага" [С.6; 7].
Заявленный тон выдерживается и далее, в полной мере соответствуя юмористическому заданию произведения: "Мутит ужасно, а тут еще извозчик плетется еле-еле, точно помирать едет..." [С.6; 8].
Следующий оборот, казалось бы, решает весьма скромную, локальную задачу, он не завершает собой произведения.
Но - выражает суть состояния главного героя:
"Вы что-то бормочете, беспомощно поглядываете по сторонам, как бы ища спасения, но пухлые женские руки, как две змеи, обволакивают уже вашу шею, лацкан вашего фрака уже покрыт слоем пудры" [С.6; 9]. С.68
В рассказе "Шампанское" (1887) мы сталкиваемся с иным принципом включения ситуативных сравнительных оборотов в художественную систему.
Прежде всего бросается в глаза их олицетворяющий характер: "Луна и около нее два белых пушистых облачка неподвижно, как приклеенные, висели в вышине над самым полустанком и как будто чего-то ждали" [С.6; 14].
Вместо запятой появился сочинительный союз "и", связавший в одно целое исходную и гипотетическую ситуации. Предположительный, гадательный оттенок второй части оборота становится значительно слабее.
У читателя возникает ощущение, что луна и два облачка упомянуты не случайно и что оборот "как будто чего-то ждали" соотносится с состоянием героя, усиливает напряжение сюжетного ожидания.
Рассказ называется "Шампанское".
Вот описано случайное падение бутылки шампанского на пол, перед новогодним тостом, что названо "нехорошей приметой".
Должны произойти какие-то изменения в судьбе героя.
Какие?
И словно в ответ, через двенадцать строк, появляется новый ситуативный оборот:
"Тополь, высокий, покрытый инеем, показался в синеватой мгле, как великан, одетый в саван. Он поглядел на меня сурово и уныло, точно, подобно мне, понимал свое одиночество" [С.6; 14].
В рамки одного сравнительного оборота вводится другой, чтобы подчеркнуть мотив одиночества.
Грядущие перемены, конечно же, коснутся именно этой сферы.
А в тексте возникает небесный образ, в котором перемены уже произошли:
"Два облачка уже отошли от луны и стояли поодаль с таким видом, как будто шептались о чем-то таком, чего не должна знать луна" [С.6; 16].
Первоначальное единство и гармония нарушены.
Появился какой-то секрет, быть может - обман, что-то замышляется.
И через три строки сообщается о приезде роковой гостьи.
Связь небесного и земного заявлена в рассказе достаточно определенно. Уже на первой странице упомянут "прозрачный лунный свет, от которого никуда не спрячешься" [С.6; 12].
Луна и два белых пушистых облачка поначалу в равной степени наделены способностью свечения: "От них шел легкий прозрачный свет и нежно, точно боясь оскорбить стыдливость, касался белой земли, освещая все: сугробы, насыпь..." [С.6; 14].
Чехов даже не побоялся тавтологии ("свет... освещая"), чтобы сказать то, что хотел сказать.
Этот небесный свет касается всего на земле, играет, искрится на инее, покрывающем тополь - символ мужского одиночества в рассказе.
Далее единство свечения нарушается.
Взамен совместного свечения - отделенность.
Луна остается одна, покинутая, обманутая двоими. С.69
В небе словно разыгрывается некий аллегорический сюжет, в котором можно усмотреть параллель тому, что вот-вот произойдет на земле, - то есть пророчество.
Что же происходит на земле?
Сначала судьба сводит мужчину и двух женщин.
В финале герой-рассказчик сообщает, что "бешеный вихрь" лишил его и жены, и любовницы.
Он остался один. Заявленный мотив одиночества реализован полностью.
Не слишком ли прямолинейно и просто?
Думается, что не слишком.
Возможно, что герой-рассказчик, создавший такую параллель в своем повествовании, склонен идентифицировать себя с луной, а двух своих женщин с двумя белыми пушистыми облачками.
Однако эта версия не единственная в тексте.
Почему произведение имеет подзаголовок "Рассказ проходимца"?
Не для того ли, чтобы подчеркнуть дистанцию между героем и автором?..
Герой завершает свою историю словами о том, что "бешеный вихрь" забросил его "на эту темную улицу".
В начале - свет луны, и два облачка, сияющие отраженным светом.
Затем "два облачка уже отошли от луны и стояли поодаль с таким видом, как будто шептались о чем-то таком, чего не должна знать луна".
Далее говорится: "Легкий ветерок пробежал по степи, неся глухой шум ушедшего поезда" [С.6; 16].
Многозначительная деталь.
И в финале - тьма.
Быть может, автор понимает небесную аллегорию несколько иначе?
У героя, остро чувствующего свое одиночество, есть жена. И он сам говорит: "Любила он меня безумно, рабски, и не только мою красоту или душу, но мои грехи, мою злобу и скуку и даже мою жестокость, когда я в пьяном исступлении, не зная, на ком излить свою злобу, терзал ее попреками" [С.6; 13].
Любовь жены не дорога ему. Он ищет встреч с другими женщинами, он жаждет страсти.
И уходит от света, от любви своей жены.
А что потом?
Страсть к Наталье Петровне, "бешеный вихрь", тьма...
Думается, что участие "небесной канцелярии" придает смысловому полю рассказа особое динамическое напряжение, наполняет текст тревожащей, ускользающей от однозначных интерпретаций проблематикой.
В соединении небесного и земного "мерцают" некие дополнительные смыслы, быть может, пугающие своей обманчивой прямотой.
В рассказе заявлены две основные версии прочтения этой связи, два оценочных полюса.
Но есть и третья версия.
Он состоит в отрицании всякой связи. С.70
И, как представляется, - вопреки очевидному. Вопреки очевидной, подчеркнуто знаковой и - значащей роли ситуативных сравнительных оборотов в рассказе.
Один из этих оборотов к тому же обнаруживает свойство микроструктуры, маленького, самодостаточного сюжета.
Приведем его вновь для большей наглядности:
"Два облачка уже отошли от луны и стояли поодаль с таким видом, как будто шептались о чем-то таком, чего не должна знать луна".
Заметим, однако, что появление в конструкции временного наречия "уже" отсылает к ситуативному обороту, приведенному рассказчиком ранее, заставляет сопоставить два сравнительных оборота друг с другом, оценить различия, увидеть изменения, динамику и - невольно соотнести с динамикой ведущего сюжета произведения.