— Милый, добрый Тербейн, — сказал Мейли, с нежностью кладя ему руку на плечо. — Чем лучше медиум, тем он щедрее душой, — так говорит мне опыт общения с людьми. Главное в медиуме — отдавать себя без остатка другим, а это несовместимо с эгоизмом. Но давайте начинать, иначе мистер Чанг на нас рассердится.
— Кто это? — спросил Мелоун.
— О, вы скоро с ним познакомитесь. Нам не обязательно оставаться за столом, вполне можно расположиться у камина. Давайте приглушим свет, вот так. Устраивайтесь поудобнее. Тербейн, вы можете откинуться на подушки.
Медиум, сидевший в углу дивана, тут же впал в дрёму. Мейли и Мелоун держали наготове ручку и блокнот, ожидая дальнейших событий.
И они не заставили себя ждать. Неожиданно Тербейн сел, но это был уже не прежний Тербейн, а новая, властная личность, обладающая живым умом. Его лицо также преобразилось: на губах заиграла загадочная улыбка, глаза стали раскосыми и удлинёнными, все черты — более выразительными. Руки он втянул в рукава своего синего пиджака.
— Добрый вечер, — теперь он говорил решительно, короткими отрывистыми фразами. — Новые лица! Кто же они?
— Добрый вечер, Чанг, — ответил хозяин дома. — С мистером Мейсоном вы уже знакомы, это — мистер Мелоун, изучающий спиритизм. А вот — лорд Рокстон, который оказал мне сегодня неоценимую услугу.
Каждое новое имя Тербейн приветствовал плавным жестом, как это принято на Востоке, прикладывая руку ко лбу, а затем с поклоном опуская её вниз. Его манера держаться была исполнена достоинства и разительно отличалась от поведения незаметного маленького человечка, который сидел в комнате минуту назад.
— Лорд Рокстон, — повторил он. — Английский милорд! Я знал один лорд… Лорд Макарт… Нет, не могу выговаривать… Увы! Тогда я называл его «чужеземный дьявол». Чанг много видеть на своём веку.
— Он имеет в виду лорда Макартни. Всё, о чём он говорит, происходило лет сто назад. Чанг жил как раз в те времена; тогда он был великим философом, — пояснил Мейли.
— Нет терять время! — воскликнул дух-поводырь. — Сегодня слишком много дел! Толпа ждёт. Кто-то новый, кто-то старый. Странный народ попадается в мою сеть. А теперь я ухожу, — и медиум вновь откинулся на подушки.
Не прошло и минуты, как он снова вскочил.
— Я хочу поблагодарить вас, — сказал он на безупречном английском. — Я уже был здесь две недели назад. Теперь я обдумал ваши слова, и путь мой стал яснее.
— Так вы тот дух, который не верил в Бога!
— Да, да! Но я говорил это в запальчивости. Я был тогда так несчастен, так несчастен! О, время, бесконечное время, серый туман, тяжкий груз раскаяния! Безнадёжность! Безнадёжность! А вы мне вернули покой — вы и этот дух великого китайца. От вас я услышал первые после смерти слова утешения.
— Когда же вы умерли?
— О! Кажется, с тех пор прошла вечность: у нас время изменяется не так, как в мире живых. Это долгий и жуткий сон, без перерывов и перемен.
— А кто царствовал тогда в Англии?
— Королева Виктория. Я настроил свой дух на материализм, вот он и прирос к материи. Я не верил в загробную жизнь. Теперь-то я знаю, как глубоко заблуждался на этот счёт, но поначалу моему духу было трудно приспособиться к новым условиям.
— Вам плохо там, где вы сейчас пребываете?
— Там всё так… так однообразно, и это самое тяжкое. Всё, что меня окружает, поистине ужасно.
— Но там много душ, вы там не один.
— Это так, но остальные знают не больше, чем я. Оне так же злобствуют и сомневаются, и чувствуют себя при этом глубоко несчастными.
— Вы скоро покинете это место.
— Бога ради, скорее помогите мне!
— Несчастная душа, — проговорила миссис Мейли своим нежным, ласковым голоском, способным кого угодно к ней расположить. — Вы так страдали. Но постарайтесь не думать о себе, подумайте о других. Помогите кому-нибудь из них подняться, и тем самым вы поможете себе.
— Спасибо вам, милая леди, я так и поступлю. Кстати, я привёл с собой одного из них. Он слышал ваши слова. Теперь мы вместе, и, возможно, когда-нибудь нам откроется свет.
— Хотите ли вы, чтобы мы молились за вас?
— О да, конечно!
— Я помолюсь за вас, — сказал Мейсон. — Вы «Отче наш» помните?
Мейсон начал произносить слова старинной универсальной молитвы, но не успел он закончить, как Тербейн вновь рухнул на подушки. Поднялся он уже Чангом.
— С ним всё в порядке, — произнёс он. — Он уступает место другим страждущим. Это хорошо. Сейчас — сложный случай! О! — Он потешно вскрикнул в знак осуждения и повалился на диван.