Феномен «внутреннего голоса» вплотную подводит нас к другой тайне — я имею в виду необъяснимую власть, которой обладают некоторые люди над животным миром. Приведу отрывок из статьи специального корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс» в Эфиопии Джея Волпа, опубликованной 1 января 1962 года: «Живёт в Хараре один странный старик. Днём он отсыпается в хибаре неподалёку от городских стен, а ночью упражняется в искусстве, прославившем его даже в Аддис-Абебе, расположенной в 220 милях к западу отсюда. С наступлением темноты «человек-гиена», как его здесь называют, садится у порога хижины и разражается визгливым хохотом, настолько ужасным, что от него кровь стынет в жилах. Спустя некоторое время с близлежащих холмов по одиночке или парами спускаются гиены, чтобы принять из рук кормильца пищу — старую кость или, если повезёт, мясной ломтик».
Что означает это странное родство человека и гиены — местный вариант ликантропии? Нечто подобное можно уловить и в отношениях некоторых индивидуумов с менее экзотическими существами. Посетив «непокойный» особняк Олдборо-Мэйнор, принадлежавший леди Лоусон-Танкред, я встретил очень странную девушку-служанку: именно она, как выяснилось впоследствии, и вызывала здесь «призрачный» перезвон. Мыши охотно впрыгивали ей на ладони, птицы спокойно усаживались на плечи, не улетая даже когда она входила в дом. Судя по всему, рядом с девушкой они чувствовали себя в полной безопасности!
Не знаю, вела ли она какие-нибудь беседы с братьями своими меньшими, но зато слышал легенду об ирландских наездниках, которым якобы достаточно шепнуть лошади на ухо волшебное слово, чтобы та стала вдруг очень послушной. «Слово» на самом деле тут ни при чём: наездник всего лишь вдыхает в ухо животного тёплый воздух, тем самым завоёвывая его расположение. Подобным образом и «сухая» корова реагирует на манипуляции знахарки с выменем. Секрет этот я узнал от друга, сына «ведьмы». Оказывается, главное тут — не заклинания, а шкурка ласки, которой нежно гладят вымя: корова преисполняется благодарностью и возвращается к исполнению своих обязанностей.
Несколько иначе действует «магическое слово», которым останавливают кровь. В Ирландии эта тайна передаётся от отца к сыну: действие заклинания несомненно связано каким-то образом с «родовым» или наследственным внушением. В сказках и преданиях, магической и религиозной литературе заклинания — дело обыденное. Обри («Miscellanies», 1921) утверждает, что фея, прежде чем унести с собой человека, произносит: «Horse and haddock!» («Конь и шляпа!»: последнее слово — шотландское). Позже ведьмы сумели развить эту не слишком понятную мысль следующим образом: «Horse and haddock, in the Devil’s Name», или, что еще лучше: «Horse and haddock, horse and go, Horse and Paellatis, ho ho». Французы же полагали, будто Дьявол непременно должен изъясняться на латыни. Главным магическим заклинанием там стало слово «Cito» («быстро»).
В религиозной литературе магия слова заиграла всем богатством красок: святой Пётр из Алькатрамы, например, обожал выражение «Verbum caro factum est», специально для него доносившееся с небес усилиями святого Иоанна: он тут же впадал в экстаз и начинал парить над землёй. На францисканского монаха Брагги из Кальтанизетты примерно то же воздействие оказывали имена «Иисус и Мария»: в восторге от неизъяснимой красоты этих божественных звуков он… непроизвольно подскакивал высоко в воздух!
Среди проблем, обсуждавшихся в научных кругах давно минувших дней, был и вопрос о так называемом «первородном» или «истинном» языке. Начало этой лингвистической теории положил, судя по всему, знаменитый астролог доктор Джон Ди (1527–1608). Предполагалось, что на этом языке говорили Адам и Ева до изгнания из рая, и что иврит — ухудшенная, «загрязнённая» его форма. Тайну «языка ангелов» открыл доктору Ди его верный помощник Эдвард Келли, известный мошенник своего времени, выполнявший, помимо всего прочего, роль «контактного медиума» при своём знаменитом патроне. Каждым своим звуком «первородный» язык каким-то образом выражал изначальные свойства объекта, о котором шла речь, так что достаточно было лишь произнести имя живого существа, чтобы установить над ним неограниченную власть. Идею эту приняли и мистики более поздних времён: одна из пациенток доктора Джулиуса Кермера (1786–1862), фрау Фредерика Хауффе (более известная как Ясновидящая из Префорста), не только говорила, но и писала на «первородном» языке.
К концу XIX века об этой странной идее стали понемногу забывать, но представление о том, что каждое животное обладает «истинным» именем и должно подчиниться «знающему» человеку, осталось.