Тем временем на сцене один за другим сменяются исполнители. За гитарой с кларнетом и корнетом следует мексиканское сальтерно, нечто напоминающее цимбалы. На большой и указательный пальцы музыкантов надеты наперстки с металлическими коготками. Когда они начинают легко перебирать струны, посетители впадают в грусть, заглядывают друг другу в глаза или в рюмки, женщины сморкаются в платочки.
Музыку в Мехико можно послушать и под открытым небом, совсем недалеко от «Салона Мехико», всего в каких-нибудь двух с небольшим кварталах. Здесь дают концерты в полном смысле слова бродячие музыканты. Вы найдете их тут в любое время дня и ночи, они ждут своих клиентов, чтобы за три песо сыграть мексиканскую песенку, любую, какая кому только взбредет в голову. В такой капелле семь, иногда восемь, а то и девять человек ребят, как на подбор, в костюмах верховых погонщиков скота, в широкополых сомбреро и ярко расшитых куртках. Через плечо лихо переброшены,10 а по, вокруг шеи затянуты галстуки с традиционными черными точками пли же красными полосками. В капеллу обязательно включаются две-три скрипки, труба и четыре гитары, из них две обычные, одна басовая и харана, настроенная на высокий тон, теноровая.
Бродячие музыканты по всей столице известны под названием «мариачи», некогда они играли на свадьбах, отчего за ними и сохранилось это наименование от искаженного французского «марьяж». Ближе к вечеру в районе Пласа Гарибальди таких капелл бродит с десяток-полтора. Их клиентами обычно бывают влюбленные, пожелавшие песней выразить свои чувства любимой, а также компании, шумно кочующие из одного кабака в другой. Иногда по дороге в кино или в какое-нибудь близлежащее место развлечений здесь останавливается супружеская пара. Два-три номера в исполнении капеллы вполне могут заменить аперитив перед ужином. Затем следуют неизменные туристы, для которых мариачи нечто вроде живого предания старины глубокой, достопримечательности, о которой упоминают даже туристские проспекты «Рапашепсап Airways».
— A ver, joven, que le tocamos pues? — спросит с многозначительной улыбкой первая скрипка и проведет смычком по струнам. — Ну, так что, молодой человек, что сыграем?
Затем первая скрипка свистнет на пальцах, торжественно поднимет указательный палец — и капелла принимается играть. Она исполняет трогательную до слез «Льорону из Теуантепека», горькую жалобу отвергнутого влюбленного; «Еl bijo desobediente», старинную песню о непослушном сыне, который поднял руку на своего отца, за что и был убит; темпераментную «La bamba», старую песню веракрусских матросов, которую теперь распевает вся Мексика вместе с президентом Алеманом, уроженцем Веракруса; «Los dos hermanos», песню о двух братьях, Хуане Луисе и Хосе Мануэле. Вдвоем они влюбились в одну девушку, из-за которой поссорились и в драке друг друга застрелили; песнь любви «Malaguena», душещипательное признание юноши, который хотел бы вечно глядеть в очи своей очаровательной волшебнице, прекрасной, как невинная роза.
рыдают три скрипки и четыре гитары. В черную, как бархат, ночь льется плач страстного тремоло корнета, и вместе с ним изливают свою скорбь восемь бродячих музыкантов, восемь смуглых парней в сомбреро, привыкших отдавать клиенту за его три песо не только свои баритоны и тенора героев, но и полные страдания, печальные вздохи трагиков. Лишь на какое-то мгновение они отходят от своей роли, когда в промежутке меж двух аккордов подносят ко рту сигарету, жонглерски зажатую мизинцем и безымянным пальцем.
Мы послушали их местах в четырех и стали торговаться, как это принято в Мехико, особенно на Пласа Гарибальди, в прямом смысле на задворках базара Тепито и Лагунильи.
Оказалось, что они совсем не трепачи и не лодыри, что в их словаре отсутствует слово «уступить», что они дружно тянут в одном направлении.
— No, senor, — один за другим сделали они рукой жест гордого отрицания первой скрипке, — меньше чем за три песо мы не играем, напрасно стараетесь.
Как раз в это время рядом остановился лимузин с американскими туристами, чья-то рука высунула из окошка три песо и кто-то изнутри пробормотал:
— Играйте все, что угодно!
— Это истинные американцы, — сказали нам наши друзья. — Им хочется послушать песенку, но они боятся вылезть из машины.
Музыканты доиграли, криво усмехнулись, американец швырнул деньги в шляпу, и лимузин скрылся за углом.
«А уer, joven, que le tocamos»…
Глава девятнадцатая.
ХЛЕБ, СТРАСТЬ, СТРАХ
Когда оруженосцы Кортеса по пути к резиденции Моктесумы наткнулись на первые амбары ацтеков, они были поражены и от удивления разинули рты. Но потом, движимые неутолимой жаждой золота, они бросились к этому желтому изобилию, полагая, что напали на государственную казну Моктесумы. Легко себе представить их ярость, когда вместо кусочков чистого золота в ладонях у них оказались какие-то легкие зерна.
Это была кукуруза.
С тех пор прошло три столетия. И вдруг ученые выяснили, что не только ацтеки, но и инки употребляли в пищу кукурузу, которая в те времена для Старого Света была чем-то загадочным. В могилах инков на побережье Тихого океана были найдены зернышки кукурузы, при других раскопках их обнаружил и Дарвин. Как бы то ни было, в Европу кукуруза отправилась нерешительно, скорее как экзотическое растение, чем полезный злак. Но потом ей распростер свои объятия Ближний Восток, откуда через Турцию она попала на Балканский полуостров. Путь ее наступления выдает родственность названий, начиная с турецкого и кончая немецким. Люди, перенявшие золотое зерно кукурузы, говорили по-болгарски, румынски, венгерски, сербохорватски, русски, польски, чешски к, наконец, по-немецки. Во всех этих языках наименование нового злака вертится вокруг основы «кукуруц». О воротах, через которые она проникла в Европу, свидетельствует также итальянское название кукурузы — «грантурко», турецкое зерно.
Запад Европы сохранил за кукурузой название, указывающее на начало странствий ацтекского золотого зерна, на его остановку на Антильских островах. Из гаитянского mahis родилось испанское maiz, а из него — английское maize. Французы продолжают сидеть на двух стульях, называя кукурузу mais и Ые de Tui'quie.
Но, несмотря на то, что, таким образом, кукуруза распространилась в Новом и Старом Свете, в Африке, в Азии и, наконец, в Австралии, едва ли где-нибудь она играет такую исключительную роль, как на прародине ацтеков, в Мексике.
Достаточно три дня попитаться в обычных мексиканских ресторациях, в уличных ларьках, заглянуть в одну из «тортильерий», как невольно становишься на сторону тех, кто превозносит кукурузу до небес и лишь в крайнем случае готов признать, что рис тоже можно есть.
За эти три дня, однако, приходишь к выводу, что с кукурузой в Мексике дело обстоит примерно так же. как в Тибете с молитвенной мельницей лам. Кукуруза с утра до ночи, ныне и ежедневно, круглый год.
Согласно статистике в Мексике потребляется в год около ста килограммов кукурузы на душу. Столько получается потому, что ее употребляют в пищу на завтрак, на обед и на ужин. Подают ее в самом различном виде, под самыми различными названиями блюд, но суть остается одна и та же.
Хлеб — черный и белый, рогалики, сайки, бублики, слойки, сдобу, пироги — заменяет мексиканцам одно: тортилья, тонкая лепешка. Тортилья — это уменьшительное от испанского торта, что означает совсем не торт, а лепешка. Деминутива — это круглые лепешки, которые готовят как в бесчисленных тортильериях, так и в каждом доме. Искать мешки с различными сортами муки, банки с солью, тмином, маком, яичным порошком, пачки маргарина, бутылки с растительным маслом здесь бесполезно. Имеется только кукурузная мука или сваренная и растертая кукуруза, никстамаль, и, кроме того, мешки с мелом. Куски хорошо вымешенного теста из муки с мелом в руках женщин молниеносно превращаются в тонкие лепешки, на лету переворачиваются в воздухе и… вот уже лежат на раскаленной плите. Покупатели уносят их домой еще горячими, чтобы они очутились на столе, прежде чем остынут.