Выбрать главу
Фронтон Мехико
(Мехиканский «фронтон»)

В самом центре столицы, на углу площади Республики и калье Рамос Ариспе, стоит большое здание Palacio Jai Alai, где происходит самая быстрая в мире игра в мяч. Правда, с той же быстротой в нее играют и в Испании, откуда ее перенесли баски вместе с мячом, плетеными ракетками и красными беретами. Дело только в том, что в Испанию эта игра попала вместе с соратниками Кортеса. Научились они этой игре у ацтеков, которые именовали ее звукоподражательным названием «tlaihiyolentli», читай: «тлайотентли». Произнеся это слово два-три раза подряд, начинаешь чувствовать его звуковой рисунок и слышишь, как мяч с быстротой молнии летает из конца в конец, хлопает о ракетку — бац! — ударяется о высокую стену на передней линии поля, и не успеешь оглянуться, как он уже отскочил от задней стены и скользнул в удлиненную ракеткой руку противника.

Четыре раза в неделю четырехунциевые мячики летают под сводами этого зала, который на первый взгляд напоминает большой вокзал. Четыре раза в неделю, каждый раз по три часа, непрерывно здесь льется пот бесчисленных команд, которые скромно называются «красные» и «синие», но которые известны всему спортивному Мехико. И также четыре раза в неделю приходят сюда истратить последнее песо ярые болельщики. Потому что афиши, приглашающие на «фронтон», игру, ясно говорят: Apuc.stas pcnnilidas. Пари разрешены.

Ракетки — cesias — И в самом деле по форме напоминают корзинки, как об этом говорит испанское название. Это узкие, изогнутые в форме корыта совки, которые специальным бандажом прикрепляются к кисти руки. Их привозят из Испании вместе с мячиками, которые изготовляют из самого высококачественного бразильского каучука. Тончайшие, как бумага, слои его чередуются со специальной тканью, поверхность мяча покрыта двумя слоями козьей кожи, perga-mino de cabra. Стоит такой мяч сущие пустяки, всего сто песо, недельный заработок трамвайщика.

За весь вечер проводится всего пять игр, из которых две парные встречи, как в теннисе, partidos a treinta tantos, по тридцать очков каждая. Между ними, для разнообразия, устраивают блицвстречу, qumiela a seis tantos, в которой участвуют шесть игроков, борющихся за шесть очков.

Поле длиною в семьдесят четыре метра с трех сторон обнесено высокими бетонными стенами, вместо четвертой продольной — изгородь из проволочной сетки. Она поставлена для охраны тысячи пятисот зрителей, на тот случай, если летящий на большой скорости мячик перепутает направление и вместо плетеной ракетки выберет своей мишенью бурно реагирующих зрителей.

Трибуна заполнена вся до последнего местечка, зрители, сидящие друг над другом, как куры на насесте, в круто поднимающихся рядах взволнованно шумят, на поле уже выбежали обе пары игроков… Э-э-э, смотри-ка, никак они поссорились! Те, что у передней стены, повернулись к своим коллегам спиной. Левой рукой они нервозно ощупывают запястья своих удлиненных правых рук, по вот уже весело улыбаются друг другу, значит ничего между ними не произошло! Так уж заведено правилами, что играющие на второй линии — zaueros — смотрят в спину тем, что стоят впереди — delanteros.

И вот первый мяч в игре. Новичку кажется, что темп игры с самого начала чертовски быстрый, но знатоки громко протестуют против такой наивной оценки, они подбадривают «красных». Ну же, омбре, шевелитесь, ведь мы заплатили по десять песо! «Красный» берет мяч слева, на долю секунды задерживает его в совке, акробатически падает на землю, лежа прогибается, как лук, и — раз!., мяч пулей летит в переднюю стену, полторы тысячи пар глаз следят за его полетом. Гляди, «синий», в оба за козьим снарядом, а то не успеешь поймать его своим совком! Тогда прощай, очко!

Игроки искусно пользуются обманными ударами, направляют мяч в боковую стену, чтобы он пошел фальшивым ходом и отскочил туда, где делаптеро ждет его меньше всего. Стоящий сзади мчится на помощь своему обманутому коллеге, мчится сломя голову; часть публики, поставившая на «красных», отмечает его старание одобрительным ревом; столь же стремительно он тут же несется обратно; мяч, отразившийся от ракетки заднего «синего», уже снова здесь. Но он не успевает, опоздал всего на какую-то долю секунды!

— Burro, burro! — гневно ревет сотня глоток из круто поднимающегося зрительного зала в адрес заднего «красного», который беспомощно свалился на землю. — Эх ты, осел!

«Красный» сагуеро поднялся, тяжело дыша, оперся о степу, можно хоть десять секунд отдохнуть, пока «синие» отыщут мяч и выбегут с ним на линию подачи…

Не менее лихорадочное оживление царит и по другую сторону проволочной сетки. Мы не говорим о выкриках, ругани и проявлениях симпатии. Снаружи сетки носятся спортсмены иного рода — букмекеры в белых куртках, красных баскских беретах и разыгрывают из себя великодушных радетелей за деньги полутора тысяч зрителей. Они громко предлагают участвовать в ставках и швыряют зрителям разъемные мячи с талонами. Они не выпускают из поля зрения ни игроков, ни своих клиентов, проворно ловят мячи, которые те им возвращают, при этом еще успевают пересчитывать деньги.

— Сорок против ста! — кричат они в публику при счете 19:22 в пользу «синих».

Желающие сделать ставку машут руками в знак согласия, букмекеры кидают в них свои мячи, тем временем «красные» под ликующие крики половины сидящих на трибуне и под злобные восклицания другой половины подтягивают счет до 21:22; предложение подскочило с сорока на шестьдесят пять. 22:22, поровну!

Сидящий перед нами мужчина держит в руке веер из пяти стопесовых банкнот — трехнедельный заработок сцепщика на железной дороге. От волнения у него дрожат пальцы, когда он отсылает эти пять сотен букмекеру. Теперь или никогда! Люди в белых куртках и красных беретах все еще набивают цену «сипим», ведь это легендарная пара братьев Эчеверриа, чьи имена на афишах напечатаны самыми большими буквами. Девяносто против ста!

Внизу козьи мячики летают от одной стены к другой, идет дьявольская стрельба финальной встречи, наверху летают мячики делающих ставки, над головами полутора тысяч зрителей поднимается густой дым сигарет, который, как это ни странно, оказался не в состоянии заставить их голосовые связки не издавать звуков. «Синие» ведут со счетом 27:22, шансы «красных» упали до жалкого уровня, шесть против ста, ими уже никто не интересуется.

— Burro, burro! — гремит после каждого забитого им мяча: — Вы, ослы, что вы с нами натворили!

При счете 28:22 взбешенная половина зрителей, вытянув руки в сторону измотанных «красных», покидает трибуну. При счете тридцать состязание кончится, чего еще ждать от этих тюфяков!

Коней. 30: 22. Игроки, насквозь вымокшие в собственном поту, убегают с поля, в рев публики врываются оглушительные звуки оркестра маэстро Мпгэля Лердо де Техады, люди мчатся к окошкам касс в нижнем этаже, чтобы получить выигрыши.

«В четверг приходите снова, вы увидите прославленную пару Габриэля и Эрму из Испании!» — призывают афиши, которые, пока шло состязание, успели расклеить в вестибюле. «Приходите, не пожалеете».

Los muertos e idos…

Хотите — верьте, хотите — нет, но у тореро в Мехико жизнь нелегкая. Когда он взберется на вершину собственной славы, ему могут предложить, например, за полдня работы сто тысяч песо. (А это немалые деньги. Железнодорожнику, чтобы получить тысячу на руки, нужно иметь за плечами немало лет выслуги!) Имя его и портреты заполняют первые страницы газет в понедельник, он принимает поклонение десятков тысяч восторженных зрителей, на него лавиной сыплются сомбреро, когда он, торжественно-важный, шагает вдоль барьера, держа в руке ухо или даже хвост поверженного им быка. Он ездит в роскошных автомобилях, бывает на приемах, принимает у себя торговых представителей, которые засыпают его деньгами, лишь бы он только разрешил им напечатать его имя на рекламных плакатах.

Но тем не менее… Давайте-ка некоторое время погодим с этим « не менее». Оставим в стороне ликующие трибуны, на которых мы сидели в Ла Пасе, в Лиме и в Сап-Хосе. Не будем пока обращать внимания на Пласа де Торос, самую большую в мире арену для боя быков. Давайте оглянемся и посмотрим, где же рождаются эти прославленные люди.