Мужчины в окрестностях Чичи носят тканные вручную льняные или хлопчатобумажные рубахи, а поверх них черные куртки, которые называются «котонес». Рубахи вышиты различными стилизованными орнаментами из животных или цветов. Часто к рубахам пришиваются стеклянные пуговицы. Ворот бывает очень тесный, украшенный пестрой тесьмой.
Гватемальские индейцы страшно любят путешествовать и обычно берут с собой в дорогу массу всякой всячины — от запаса продуктов до свидетельства о прохождении годичной воинской службы. Все это сложено в матате — мешке, сотканном из конопли, шерсти или сизаля. Носят его через плечо. Для переноски фруктов или овощей служат мешки большего размера — редес.
На противоположном конце площади прямо на земле были разложены желтые плетеные циновки — петате, изготавливаемые из особого сорта камыша. Нам сказали, что плетение петате дело не простое. Камыш сеют, как хлеб, и делают это в то время, когда серп месяца очень тонкий. Убирают же урожай в полнолуние, иначе стебли будут недостаточно гибкие и при плетении станут ломаться.
А еще тут было невероятное количество корзинок всех размеров и форм, плоских, с твердыми краями, как наши плетеные хлебницы, и мягко округлых, с искусно сплетенной ручкой.
— Эти не покупайте, если не хотите, чтобы над вами смеялись, — стал зубоскалить торговец, едва мы взяли одну из таких корзин в руки. — Es una hembra, это самка…
Вероятно, в тот момент у нас был нид людей, которые, не поняв анекдота, смеются вместе со всеми, чтобы не выглядеть глупыми.
— Самец, канасто, — вот эго, без ручки! — выручал нас от растерянности продавец. — Покупайте без ручки, ведь вы говорите не на американо.
Таким образом мы узнали, что в Гватемале корзинки двоякого рода. Канасто мужского рода, без ручек, для порядочных людей, для индейцев. И еще канаста женского рода, напоказ, для туристов, которые говорят на американо.
На каждой из двух противоположных сторон прямоугольной площади в Чичи стоит по храму. Меньший именуется Эль-Кальварио. Храм напротив бросается в глаза чисто выбеленным фасадом в стиле барокко.
В этот час перед ним было необычайно оживленно. Еще издали до нас донеслись грохот барабанов и визгливый писк свирелей. Мы стали пробираться среди ларьков, принадлежащих мастерам серебряных дел, на прилавках которых были кучками разложены браслеты, брошки, брелоки и старые монеты тонкой чеканки. Рядом с ними расставили свои лотки торговцы свечами, окруженные со всех сторон усердно торгующими индейцами.
Пространство перед храмом напоминало часть амфитеатра, из которого только что выгребли тысячелетний нанос земли. От тщательно побеленного фасада полукругом сбегала вниз лестница из невероятно разбитых камней; на нижнем конце ее находился каменный стол с поверхностью, по которой, как могло показаться, долго били моютами; от него к небу поднимались синеватые струйки дыма. Вокруг стола стояли мужчины с мрачными, неприветливыми лицами, в странных одеяниях. На головах у них пурпурно-красные тюрбаны с длинными кистями, болтавшимися за спиной. Поверх рубах надеты черные куртки с длинными рукавами, красные пояса — фахас, короткие, выше колен, штаны с прорехами по бокам. Вблизи казалось, будто они укутали друг друга в детские пеленки, хорошенько стянули ими ноги, а потом ножницами прорезали с обоих боков отдушины.
«Гамельнские крысоловы>у — вдруг приходит в голову сравнение; еще сунуть бы им в руку волшебную флейту, и из всех щелей потянутся за ними крысы. Словно почувствовав столь нелестное подозрение, один из них обернулся в нашу сторону, развел руками, скорчил злобную гримасу, из белого мешка, висевшего за спиной, вытащил лепешку вроде тех, что мы видели только что на базаре, и стремительным движением положил ее прямо в центр чадящего пламени.
Около десяти часов, по солнца нет и в помин:-. Над городом все еще клубились клочья тумана, все цвета казались какими-то блеклыми, на всем пространстве перед храмом лежал синеватый оттенок. Он настраивал на удивительные пастельные краски все окружающее, лишая его ярмарочной крикливости, которая при этом фантастическом зрелище в яркий солнечный! день только раздражала бы. Даже голые узловатые икры мужчин, стоящих на лестнице, стали синими, под цвет дыма.