— Я проявляю по большей части ночью, понимаете? А вообще это хорошо, что вы интересуетесь пирамидами. Вам следовало бы заглянуть немного подальше от старой, недель пять назад там открыли новую. (Вот оно что. об этой «Пемекс» ничего не знает, возможно, мы откроем и другие.) Оставьте машину возле старой пирамиды и пройдите по тропинке левее спортивного поля. За четверть часа вы туда доберетесь.
Из каменной равнины, на которой кое-где возвышается разлапистый древовидный попал, показался невысокий пригорок. У подножья его работает человек шесть-семь мужчин. За упомянутые пять недель они уже успели многое сделать. Они освободили от земли и камней северный фасад пирамиды, открыли какой-то стол для жертвоприношений с отверстием посредине, старательно заделывают цементом щели на приподнятом пьедестале и щеточками очищают рельефы на передней стене.
Сеньор Хорхе Акоста, главный археолог, человек не очень разговорчивый, не любит, когда здесь появляются люди с фотоаппаратами. Ведь речь идет о приоритете, популярности, славе первооткрывателя.
— Вон там можете посмотреть, мы нашли кое-какие предметы обихода, — наконец разрешает он благосклонно.
На чисто выметенном месте разложены обсидиановые коготки, каменные топорик и молоток, метлапильи для размола кукурузы, примерно трех дециметров длиной; и тут же рядом каменная плита шириной в двадцать и длиной двадцать пять сантиметров с пирамидальным острием на оборотной стороне.
— Это метатль, доска для растирания кукурузы, — охотно поясняет старик, пришлепавший к нам. — Этот шип втыкался в землю, чтобы во время работы доска не ерзала…
Он покосился по сторонам, осторожно огляделся и чуть заметно кивнул нам.
— Идемте со мной!
Он поплелся к деревянному сарайчику за пирамидон, ступая неслышно, как кошка, и ежеминутно испуганно озираясь.
— No me dejan dormir los toltecas, — вырвалось у него неожиданно. — Не дают мне спать эти тольтеки! Я сплю примерно до полуночи, а потом они приходят меня пугать, они все время меня неотступно преследуют…
И он отвернул брезент. На земле тщательно, кость к кости, были сложены два скелета. А рядом лежал скелетик ребенка лет двух.
— Сильнее всего меня преследует малыш. Вчера я переселился в соседнюю палатку, но в полночь он снова пришел ко мне, негодник этакий!
Он погрозил скелетику палкой, прикрыл брезент и, не проронив ни слова, поплелся к работавшей бригаде.
Днем, в половине пятого, 9 января 1932 года Хуану Валенсуэла, худощавому ассистенту профессора Альфонсо Касо, удалось через узкую щель проникнуть в гробницу номер семь. Крик удивления невольно вырвался у него, едва луч его электрического фонаря вонзился во тьму. Удивление это вышло за пределы горы Монте-Альбан, где многочисленная археологическая экспедиция профессора уже четвертый месяц освобождала от наносов земли и камней странные холмы. Это удивление разнеслось по всему миру: обнаружен клад невероятной исторической и материальной ценности.
Более пятисот номеров в каталоге получили предметы, найденные в пресловутой «семерке». Богато украшенные гребни и жертвенные ножи, вырезанные из ягуаровых и оленьих костей, круглые серьги, высеченные из нефрита наподобие катушки, массивные золотые и серебряные ожерелья с бахромой из золотых колокольчиков, подвески, отчеканенные в форме черепахи, рассыпавшиеся нитки жемчуга, ожерелья из бирюзы, из крокодильих и волчьих зубов, подвеска из шестнадцати золотых звеньев, четыре пластинки которой олицетворяли небо, солнце, луну и землю. Золотая маска бога Хнпе-Толека, серьги из невероятно твердого вулканического стекла, вазы, высеченные из оникса и отшлифованные так искусно, что стенки их просвечивают. Урна высотою в одиннадцать сантиметров из горного хрусталя. Что? Из горного хрусталя? Да ведь он стоит на седьмом месте в таблице твердости Могса. Ему не уступают только топаз, корунд и алмаз! Чем же, скажите на милость, обрабатывали монтеаль-банцы этот хрусталь, чем его гранили, шлифовали и полировали, что из рук их вышла урна, толщина стенки которой не превышает сантиметра?
Множество подобных вопросов вызывала не только гробница номер семь, но и все остальные. А открыто их было более ста пятидесяти. Огромный вопрос повис над всем вскрытым и невскрытым пространством, над подворьем длиною в триста и шириною в двести метров. Когда сегодня смотришь на старую фотографию, сделанную перед началом раскопок, вдруг задумываешься: почему же эти заросшие холмики, правильными рядами окружавшие огромное подворье, многие века щадило человеческое любопытство? Эти соображения возникают вслед за тем, как в руки попадает другой снимок, на котором в холмиках просматриваются упорядоченные лестницы, площадки, валы. Для порядка берешь еще в руки аэрофотоснимок Монте-Альбана на фоне Оахаки. Разве эти искусственно насыпанные холмы чем-либо отличаются от натуральных, которые каскадом поднимаются из долины к небу?