В передней части подворья, окруженного со всех сторон ступенчато поднимающимися террасами, находится самая широкая в Америке лестница (Монте-Альбан тоже не может обойтись без рекордов!) шириною в сорок метров. Тридцать три ступени ее ведут к какой-то площадке с остатками храма в виде нескольких оснований колонн. В углу одна возле другой стоят каменные плиты с высеченными на них гротескными рельефами: люди с кривыми ногами, перекошенными и сплюснутыми головами дико взирают на пришельцев и ухмыляются смешно оттопыренными губами, словно ворчат на них. Кого здесь изобразил скульптор: побежденных врагов или калек, которые пришли в Монте-Альбан за божьей милостью? Или же прообразом ему послужили дети, головам которых придавали удлиненную форму, так как их предназначали для храмовой службы? А может, у сапотекских и микстекских мастеров было развито чувство юмора, позволявшее им создавать карикатуры на своих современников? В этом не было бы ничего удивительного, ведь могли же они создать своими руками жертвенные урны, снабженные внизу колокольчиками, призывающими на помощь в том случае, если кто-нибудь попытался бы похитить святыню. Ведь придали же они глиняному сосуду форму открытой сверху человеческой головы, у которой вместо носа три страшных загнутых зуба. Средний зуб направлен вверх, а два крайних вниз. Смогли же они сотворить фантастический сосуд, украсив его поверхность различными фигурками и головой птицы, из клюва которой выглядывает голова человека с вытянутой рукой вместо носа, сжимающей две палки. Ведь посадили же они на край таким образом украшенного сосуда фигурку мужчины с золотыми серьгами, который расставил ноги и мочится в него— приятного аппетита, чревоугодник, решивший напиться…
Нам ничего не остается, как попрощаться со знаменитым Монте-Альбаном, окинуть взглядом это удивительное место, открытые площадки для игр и часовни, поросшие холмы, которые мы добросовестно облазили, чтобы сделать снимок с самой высокой точки. Чем иным могут быть эти пригорки, кроме как замаскированными пирамидами! Сколько еще гробниц скрыто под ними, сколько ожерелий и ваз из горного хрусталя, сколько творческой фантазии!
От вершины Монте-Альбана до Оахаки всего каких-нибудь четыре километра. Спустя несколько минут мы уже внизу в городе, перед стройными арками ратуши. Вокруг бурлит жизнь. На площади, цад которой простерся купол из ветвей столетних деревьев, толпа плотно окружила человека, возбужденно размахивающего руками. Парень расхваливает снадобья, разложенные тут же на лотке, предлагает баночки с таинственными мазями и пакетики со смесями трав, ругает современную медицину, поочередно посылает к черту хирургов, пенициллин и переливание крови. Его лекарства могут вылечить все на свете, все, quendas senoras у senores, видит бог: и сифилис, и лишаи, и нарывы. Для этого надо только верить, свято верить в нашего Иисуса Христа и Деву Марию Гваделупскую.
Собравшиеся внимательно прислушиваются, при каждом упоминании бога Христа и Девы Марии единодушно снимают сомбреро и крестятся. А наблюдающий за всем этим полицейский, вместо того чтобы отправить шарлатана в ближайшую кутузку, добросовестно при этом козыряет.
Когда турист отправляется к пирамиде почти за шестьсот километров, «Пемекс» по праву может быть доволен им. Но довольным оказывается и турист, потому что в этом случае он одним ударом убивает сразу двух зайцев: примерно в сорока километрах за Оахакой находится еще один известный центр сапотекской культуры — Митла. Его не разочаровывает тот факт, что в Митле никакой пирамиды он не найдет. Это заманчивое слово все путеводители обходят, заменяя его выражениями «развалины храмов», «группа Юг», «отделение из кирпича», «приход», «подворье монолитов» и тому подобными.
Подворье монолитов и в самом деле примечательно. Здесь стоят шесть гладких колонн четырехметровой высоты, которые когда-то поддерживали свод храма. Его массивные стены отличаются от классической простоты колонн, как день от ночи. Терпеливые скульпторы покрыли их бесчисленным количеством сложных меандров, ни один участок фриза не похож на другой, мастера добросовестно ломали себе голову над тем, чтобы не повториться. К флигелю одного из памятников архитектуры, которые, как это ни странно, сохранились в относительно нетронутом виде, конкистадоры прилепили уродливый католический храм — ладно еще, что не снесли предварительно «языческое» творение сапотеков!