— Вы как-нибудь все же заберитесь вон на ту гору, на Серро-Ганталь, — сказал, показывая пальцем в сторону горизонта, наш новый знакомый Джимми, управляющий пансионом, сидя с нами на веранде за чашкой чаю. — Такое вам придется увидеть не часто, поверьте мне на севере Атлантический океан, ка юге — Тихий. С одного места можно видеть сразу два океана, стоит лишь повернуться!
В этом-то и заключается весь секрет Эль Валье с ее вечной весной. Морские ветры, несущиеся с обеих сторон через гребень перешейка Центральной Америки на высоте почти тысячи метров, превращают душное приморье в уголок свежести. Здешний климат мог привлечь сюда целые деревни индейцев и метисов, но скупая земля не дает тут и минимальных средств к существованию. Во всей долине насчитывается лишь два-три небольших селения, куда более бедных, чем самые убогие рыбачьи деревушки на побережье.
Только в последние годы, когда от канала в глубь страны хоть на сто километров прополз червячок дороги, здесь начали, как на глазах, расти роскошные резиденции и особняки панамских богачей. Их просторные виллы, а также возможность найти около них работу приманили других поселенцев. Бедняки панамны переселились сюда с семьями. За пропитание и несколько центов в день они до упаду трудятся на кухнях, стирают белье, убирают, ухаживают за садами, сторожат, строят себе деревянные домишки, с новыми надеждами стоят за прилавками зеленных лавок и распивочных, у новой бензоколонки, в новой автомастерской. Здесь почти все новое. Эль Валье растет.
Зажиточные владельцы летних дач чересчур хорошо сознают полную зависимость несознательных и неорганизованных работников. Они злоупотребляют этим, ничем себя не ограничивая, и порою пускаются на ухищрения, напоминающие средневековье.
Это произошло в Эль Валье с молниеносной быстротой. Было воскресенье, только что закончилась утренняя месса. Девушки выходили из небольшой деревянной церкви, когда на шоссе остановились два шикарных автомобиля. Из них вышли несколько очень, очень хороню одетых женщин. Они могли быть только из города, из Панамы. Неожиданно они схватили рослую тринадцатилетнюю девочку, силой втащили ее в машину, и не успели подружки молодой Росалинды Алонсо Родригес прийти в себя от испуга, как за обоими автомобилями уже клубилась пыль.
Это было не просто похищение, а совершенно обычная и удачная охота за рабынями. В Панаме не хватает служанок, и им приходится платить солидное жалованье. Девушка из Эль Валье не стоит ничего, а в городе она затеряется, словно песчинка в пустыне. Полгода ее будут держать взаперти в доме предприимчивой хозяйки, пока она не привыкнет, а за кормежку и поношенные тряпки она станет гнуть спину в четырех стенах своей тюрьмы, так как ей не останется ничего другого. Эль Валье на два дня переполошится, люди будут проклинать всех белых, отец Родригес с отчаяния начнет умолять соседей помочь. Он заявит о случившемся полиции, приведет двадцать добровольных свидетелей, составят длинные протоколы — и на этом все кончится. Здесь, как и во многих других странах Латинской Америки, для цветных законы имеют силу только на бумаге. Бедняк не добьется справедливости.
Четыре недели — срок и большой и короткий.
Большой, если он означает перерыл в целом путешествии.
Короткий, если недели с утра и до ночи забиты работой и подгоняются страхом перед грозящими дождями.
Но и в эти четыре недели сидения за пишущими машинками не раз стучалась к нам в дверь окружающая действительность, напоминая, что нельзя так легко отвернуться от нее или просто наблюдать со стороны. Да и сама она не всегда ограничивалась лишь робким напоминанием о себе.
Подходил к концу наш третий вечер в Эль Валье. Мы уже засыпали в скромной комнате, как вдруг здание пансиона сильно тряхнуло. Сквозь сон в голове блеснула мысль: землетрясение! Через секунду мы были на ногах. Но нет, это не походило на знакомые подземные толчки. Здание сотрясал ураган. Он ломился в окна, в двери, как бы стараясь сорвать их с петель, вырвать из рам. Ветер выл в крыше, трещали сучья деревьев перед окнами. Большой палаточным брезент, которым мы покрыли стоящую на дворе «татру», бил по машине, как по наковальне. И только в пансионе было спокойно. Никого из местных не встревожило неистовство ветра. К этому давно привыкли.
Рано утром мы решили, что машину лучше не покрывать, а оставить дождю, солнцу и проявлениям птичьего непочтения. За одну ветреную ночь брезент сбил на крыльях серебристую окраску, обнажив металл.
Арендатор пансиона, энергичный высокий старик Джимми Прайс, только рукой махнул: