— Ну, как хотите, — пожимает плечами дипломат, — я бы туда не полез. На вашем месте я бы… словом, я бы возвратился в Пунтаренас и поехал на пароходе.
— Кто нам поручится, что за Лас-Капьясом уже не развезло? А как вода в реках? Кто знает, разве здесь еще вчера не было воды по щиколотку? Поезжайте первыми, по крайней мере мы увидим, какое тут дно и какая глубина.
Брезентовый верх «джипа» начал неистово раскачиваться, колеса то и дело полностью скрывшись в воде. Только краешки шин прорезались из вспененной быстрины.
Надо ли утаивать? В этот раз рука задрожала, берясь за стартер. На первой скорости съезжаем с крутого берега. Передок машины плюхнулся в пороги, перекинув волну через капот на ветровое стекло. Несколько секунд движемся вслепую, чувствуя, как напирает на машину течение, как единоборствует с ним мотор, как прокручиваются и опять цепляются за каменистое дно задние колеса.
Мы перестали замечать окружающее. На пол струится вода, перекатывается и плещется в ногах, камни бьют по стальному днищу и картеру, но «татра», словно танк, метр за метром пробивается вверх по течению. Через десять долгих минут она стоит на другом берегу, и из всех ее щелей, как из решета, бежит вода.
— Не верил я, что мы выберемся отсюда, — говорит Иржи, тяжело дыша от волнения.
— А в каком виде днище? Вылезай, посмотрим его.
Последнее ухарство не прошло для «татры» бесследно.
Железная обшивка под аккумуляторами и выхлопная труба были помяты так, будто по ним били молотом. Стальное днище было исцарапано, в нескольких местах по всей его длине тянулись глубокие шрамы. Но под машиной— ни капли масла. И на этот раз мы имеем право отдохнуть. Сколько же еще?
На следующих километрах уже не приходится говорить о езде. Это лишь борьба, сражение с противником, который бьет, обдирает, топит и душит, который ломает машине «ноги», а нам вытрясает душу из тела.
Вдруг откуда-то сзади донесся скрипящий звук, неприятный и пронзительный, как скрежет ножа по тарелке. Тщетно пытаемся сбавить скорость, педаль сцепления никак не выжимается. Едва к ней прикоснешься, как скрип превращается в рев, пока мотор не остановится. Нажмешь на сцепление силой, мотор в ту же секунду замолкает, как застопоренный. А масло… господи, да ведь масляный термометр взлетел на сто двадцать градусов! Через мгновение оба лежим под машиной.
— Плохо дело, посмотри-ка!
— Интересно знать, когда мы приведем все в порядок. Так пли иначе, а с нашим эскортом придется распрощаться.
Брызговик под мотором где-то в дороге оторвало по всей передней грани. Под напором грунта, а также и от ударов о камни в реках она загнулась, подобно плугу захватывала пыль и мелкие камушки и гнала их к вентиляторам у мотора, в пространство между головками и цилиндрами. И все сцепление забило. Пирамида пыли и песка между обоими рядами цилиндров доходила до самого карбюратора. Пути для охлаждающего воздуха были сдавлены, и раскаленный мотор источал такой жар, что всасывающий трубопровод шипел, как утюг.
Более часа продолжался вынужденный ремонт. Оба листа обшивки, под мотором и коробкой передач, пришлось убрать. Пальцами и отверткой мы извлекли из сцепления все, что было можно. Чего бы мы сейчас не дали за небольшое количество сжатого воздуха! Погнутый брызговик под мотором был выпрямлен на глазок молотком, из-за сорванной резьбы укрепляли его опять же молотком. Тем временем мотор кое-как остыл, и мы смогли, не рискуя обжечься, удалить хотя бы видимые кучки и шкварки пыли, спекшейся с маслом. Совместно закрываем капот, и у нас, наконец, появляется время взглянуть друг на друга.
— Ну и вид у тебя! Остались только глаза да зубы!
— Полюбуйся на себя, — тем же отплачивает Мирек.
Заяц позавидовал бы твоему камуфляжу. Ляг на дорогу, и тебя не приметят. А серьезно, сколько у нас воды?
— Две бутылки, это и для питья-то мало. Разве можно знать, как далеко потянет нас мотор после таких даров?
Сумерки застигли нас под крутым склоном. С забарахлившими свечами в горячем моторе остановились на середине склона — не хватило духа. Мы уже едва держимся на ногах, за нами два трудных дня и ночь в лесу, двадцать четыре часа почти без ниши. Словно в забытьи, развешиваем гамаки между деревьями. Две таблетки атербина и глоток воды на ужин, а в заключение хоровой концерт комаров, яростно нападающих на каждый сантиметр обнаженной кожи.
Болят кости, никак не заснуть. Ворочаемся с боку на бок в гамаках, в мыслях проносятся волнующие картины прожитого дня, мучают опасения за машину и невеселые предчувствия новых хлопот.