— Скажите… только для удовлетворения любопытства, вы же знаете, журналисты народ любознательный. Из чего делается этот…
— …койол? Делается он страшно просто. Берется пальма, срезается довольно низко от земли и в середине поваленного ствола выдалбливается ямка этак литра на два сока. За день ока наполняется. Сок сливают, и не успеете вы выспаться, как ямка снова полна. Хороший ствол дает двадцать литров. Кое-что набирается и из пня. Сок оставляют бродить, и койол готов. А пальма дает еще иу хорошие плоды. Я бы предложил вам попробовать, но вы бы… вы не стали бы есть.
— Отчего же? Они плохие?
— Да нет, только… словом, сердцевина этих плодов в ужасно клейкой кожурке. Прежде чем вы доберетесь до нее, перемажетесь по уши и ничем не смоете. Поэтому мы сначала даем плоды коровам. А коровы, видите ли, переваривают только клейкую кожуру, и сердцевина остается гладенькая, точно отполированная. И становится еще слаще, это я вам точно говорю, — старик вкусно причмокнул. — А потом… как бы вам сказать… ну, потом мы просто ждем, когда это выйдет из коровы, с другого конца, понимаете? Затем ядро обмываем — и готово!
На последних четырех километрах дороги, собственно говоря, уже не было. Все труднее было отыскивать ее в низкой поросли и ложбинах, пока она совсем не исчезла в широком ручье. Далеко отсюда поднимаются по крутому берегу два следа от двуколки, которые кончаются у ворот в проволочной изгороди. Иной дороги нигде нет, и нам придется ехать через чье-то пастбище. На другой стороне мы аккуратно закрываем за собой ворота.
В сотне метров от них через конец шоссе, а вернее — через его начало протянут пограничный шлагбаум. И возле него столб с крупной надписью:
РЕСПУБЛИКА НИКАРАГУА
В перечне стран на нашем пути у нее круглый номер. Это сороковая страна.
Восемь часов утра, до обеда мы уже могли бы быть в столице — в Манагуа. Итак, за дело!
За шлагбаумом какая-то странная суета, нас мрачно встречают хмурые лица таможенников и часовых. Все это похоже на боевую готовность. Шлагбаум поднимается, и часовой медленно ведет нас вместе с «татрой» к зданию таможни.
— Выгрузить все из машины!
В который уж раз после недавнего отъезда из Панамы таскаем мы целые центнеры личного багажа, походной канцелярии, камер, фотоматериала, запасных частей, инструмента и продовольствия. Следует подробная опись, телефонные рапорта — с разрешения господ — за закрытыми дверьми. Оружие конфискуется без всяких разговоров. В десять часов дела закончены, начальник заставы с документами садится в «джип» и уезжает. В помещении остаются лишь таможенники.
— Можно погрузить вещи в машину?
— Подождите!
Полдень. Солнце раскаляет железную крышу, таможенники сушат мокрые рубахи. Скоро они пойдут на обед.
— Сколько еще времени это будет продолжаться?
— Подождите!
Время приближается к двум часам. Таможенники дремлют в гамаках на дворе. Небо затянулось грозовыми тучами, того и гляди пойдет дождь. Начальник заставы уже давно приехал, но сразу же отправился обедать, даже не обратив внимания на таможенников. Но кто-то все-таки должен сказать нам, зачем мы торчим без дела тут вот уже шестой час.
— Так что, Мирек, спросим его еще раз?
— А как? Ведь он спит вовсю, полюбуйся-ка!
Таможенник в гамаке храпел, надувая щеки.
— Грохни-ка чемоданом! Сильнее! Ну и спит! Тут надо было бы… погоди, я сейчас брошу инструмент вон на те десятичные весы.
Таможенник щелкнул языком во сне, проснулся и стал протирать глаза.
— Доброе утро! Сигарету? — предлагает Иржи.
— Gracias, — отдуваясь, говорит тот.
И, словно бы только теперь проснувшись, садится в гамаке, спускает босые логи и осведомляется: — Здесь никого не было?
— Нет, нет, это мы поправляли вещи. Вам они еще нужны?
— Мне? — зевает он во все горло. — Мне? Вообще не нужны.
— Так почему же мы сидим тут?
— Я жду приказа лейтенанта.
— Это можно делать как с порожней, так и с нагруженной машиной. Скоро начнется дождь, — куем мы железо, пока оно горячо.
— Что ж… грузите с богом, мне-то какое дело?
— Еще один вопрос, раз уж вы заговорили об этом. Не могли бы вы вызвать лейтенанта по телефону?
— Отчего бы не вызвать?
В трубке раздался сладчайший зевок.
— Мы находимся здесь уже шесть часов. Зачем вы еще держите нас?
В трубке опять замолчало на некоторое время.
— Э-э-э, у меня, так сказать, нет приказа.