На последней трети пути к столице Манагуа шоссе пошло змеей взбираться на седловину вулканической гряды. На высоте в тысячу метров оно пробежало через очаровательные эвкалиптовые леса и пальмовые рощи, прорезало плантации сахарного тростника и сады цитрусовых и снова спустилось почти до уровня морской глади.
В предвечерних сумерках на воде озера Манагуа заплясали огни столицы. Манагуа раскрыла объятья улиц:
— Добро пожаловать!
От склона над южной окраиной Манагуа тянется к северу скучная картина железных крыш, изредка нарушаемая цветными пятнами черепицы. Лишь кое-где возвышаются двухэтажные здания да колокольни церквей. В остальном же весь город приник к земле, словно пытаясь зарыться в нее.
Страх — вот что не позволило Манагуа вырасти.
Страх перед землетрясением не пускает ее выше второго этажа. От легкого маленького домика меньше обломков, а под ним больше шансов на спасение.
Но у Манагуа есть и другие мучители.
За исключением Панамы, Манагуа — самая низкорасположенная столица в Центральной Америке. Из всех них она вдобавок самая жаркая и самая сырая. Ни обширной поверхности озера Никарагуа, ни просторов Тихого океана недостаточно, чтобы охладить парник над городом. Днем и ночью насыщает он его изнурительной сыростью.
В большинстве столиц резиденция главы государства, как правило, расположена в сердце города, в его исторической части. Но даже и в этом Манагуа не как все — но вкусу своего долголетнего диктатора.
Сердцем города является площадь, несущая имя крупнейшего поэта Никарагуа Рубена Дарио. Только здесь, прямо на берегу озера Манагуа, вокруг памятника поэту город расцвел красотой сооружений, обновив скудные цветы своей архитектуры после недавней катастрофы. Кафедральный собор, правительственный дворец, где помещаются все министерства, дворец «Rotary club» и недалеко отсюда современное здание отеля — вот, пожалуй, и все. Остальное — под невзрачной, одинаковой, как солдатская форма, гладью железных крыш — растеклось по обеим сторонам главной авениды от озера к учебному плацу, крепости и казармам.
А прямо оттуда, из-за военного шлагбаума, тянется обширный, поросший травой склон, доходящий до самой вершины крутой горы, где на фоне неба в совершенном одиночестве стоят два здания. Президентский дворец и массивное сооружение, не отличающееся своими зубчатыми стенами от средневековых замков. Это резиденция единственного правителя и главного пайщика Никарагуа диктатора Сомосы. Ни его приверженцы, ни он сам не скрывают, что в Латинской Америке нет более жестокой диктатуры. Укрепленный замок Сомосы, до отказа набитый солдатами и оружием, окружен с трех сторон завалами и проволочными заграждениями, а с четвертой — гора под его стенами обрывается пропастью, на дне которой блестит кратерное озерцо. Эта крепость как бы олицетворяет положение Сомосы в республике Никарагуа, являясь символом методов его правления.
«Наш потоп, вероятно, уже кончился», — писал д-р Ар-гуэльо Гил. Никарагуа действительно начала прокладывать себе путь в XX век и, быть может, уже достигла бы цели, если бы на ее пути не встал средневековый замок Сомосы.
Новый горячий день вступает на улицы. Манагуа, Город еще спит: люди, измученные жарой, используют для сна позднюю ночь и раннее утро. Одно любопытство гонит нас на улицы.
Только восемь часов, а рубашки уже прилипают к плечам и спинам. Солнце выметает тротуары, все живое жмется в тень. Лишь тощие лошаденки городских извозчиков выбивают подковами на мостовых неровный ритм своей рысцы. Никто еще, наверное, не видел, чтобы эти лошадки ходили шагом, даже в полдень, когда температура в тени лезет за сорок градусов и когда вода в радиаторе автомобиля закипает и при медленной езде. Видимо, потому исхудалая лошадка, запряженная в пролетку, и выигрывает в состязании с сотней напоенных бензином лошадиных сил под капотом американского лимузина. Это костлявое животное не загорится, а в коляске позади него есть и тень, и прохлада, и покой.