Но только Сан-Сальвадор от своей пропотевшей, помятой и придушенной соседки Манагуа находится гораздо дальше, чем показывает спидометр. Всему миру улыбается он, окруженный венцом долин, здоровый, чистый и белый — юнак с плюмажем белоснежных облаков.
Более четырехсот лет известен фармацевтам, парфюмерам, фабрикантам дорогих сортов мыла перуанский бальзам. Эта нежно пахнущая жидкость сохранила свое название даже после того, как всему миру стало известно, что у перуанского бальзама столько же общего с Перу, сколько у «испанской птички» [5] с Испанией.
Исконная родина бальзама и единственное место в мире, где его добывают, находится в самой маленькой республике Центральной Америки. А поскольку для сальвадорцев очень важно опровергнуть это ошибочное название, они решили призвать на помощь даже филателистов всего земного шара. «Solamente el Salvador produce el genuino balsamo», — стараются убедить сальвадорские почтовые марки в порядке опровержения распространенной на весь мир неправды. «Только Сальвадор производит настоящий бальзам».
Но, увы, поздно, мир фармацевтов и парфюмеров уже забальзамировал свое заблуждение о бальзаме. Как же, собственно, это случилось?
Вскоре после открытия Нового Света испанскому королю был послан флакончик с коричневатой маслянистой жидкостью, распространявшей невыразимо тонкий и нежный аромат. Это был удивительный бальзам, чудотворное воздействие которого конкистадоры превозносили до небес. Власть и слава держались не на одном только золоте.
Испанцы вскоре убедились в том, что бальзам из Нового Света действительно исцеляет от многих недугов. Он затягивал свежие раны и поразительно очищал старые, гноящиеся. Так же быстро избавлял он кожу от нарывов и экземы — под железными доспехами испанцев и того и другого было более чем достаточно, — облегчал хронические заболевания желудка, при простудах и удушье освобождал дыхательные пути. Короче говоря, вскоре он стал пользоваться огромным спросом. К тому же выяснилось, что он придает духам большую стойкость. Индейцы считали его всеисцеляющим. Они выращивали бальзамовое дерево в священных рощах индейских царей и берегли их как зеницу ока, хотя с этих священных деревьев никогда не упало ни слезинки настоящего бальзама.
Испанцы поняли, что бальзам пахнет золотом. Нужно было обеспечить себе монополию на него.
Каждая лиса заметает за собою следы. К бальзаму их заметала цепь испанских спекулянтов, едва им стал известен подлинный его источник. Завоеватели открыли бальзам как священное масло в покоях последнего властелина ацтеков и там же узнали о его происхождении. Бальзам получил прозвище «перуанский», матросы действительно грузили его в Кальяо. Но ни один из них не знал о том, что их драгоценный груз переплывает Тихий океан вторично. В этом и заключалась хитрость доходного обмана. В то время в мире, собственно, было только одно место, где бальзам добывали — несколько километров тихоокеанского побережья нынешнего Сальвадора.
Владельцы монополии наглухо закрыли этот неприметный уголок земли и хорошо заплатили за молчание горстке матросов. А те тайно переправляли для них бальзам из Центральной Америки в Южную, далеко огибая панамский международный перекресток. В Кальяо его тайно выгружали и затем снова, но уже открыто грузили под видом богатств таинственной империи инков.
Завистливые конкистадоры лишь спустя несколько веков обнаружили обман и хотели подорвать доходную монополию контробманом, как это было сделано с бразильским каучуком. Они тайно вывезли семена и саженцы бальзамовых деревьев на Цейлон. Деревья хотя и выросли там, но сок их чрезвычайно мало походил на бальзам. И по сей день таинственные почвенные, климатические, а возможно, и какие-нибудь другие условия уберегли бальзам Сальвадора от всяческих козней, покушений и жульничеств надежнее, чем военный флот испанской короны.
Вероятно, потому, что настоящих бальзамовых деревьев на свете очень мало, и потому, что сведения о них были долгое время окутаны покровом тайны, у них столь богатая палитра названий. Индейцы Центральной Америки называют их «чукте», а также «паба». Древиеацтекское название их — huitziloxitl, «колибриево дерево». Названием «sernilla del obispo» — «епископские семена» — испанцы запутали историю бальзама еще больше. А когда перестало быть тайной, что дело не в семенах, а в дереве, его обозначили названием «cedro chino» — китайский кедр.