Шекспир от всей этой впечатляющей сцены оставил лишь удар шпагой, после которого Гамлет возвращается к матери, громко оплакивающей безумие сына, и высказывает все, что думает о ее браке с убийцей его отца. Поскольку Гертруда не выдает сына, инцидент укладывается в гипотезу о безумии, и лежащее за занавеской тело Полония вполне благопристойно отправляется по назначению:
В пьесе Гамлет не опасается за свою жизнь. Месть он откладывает не потому, что не имеет физической возможности ее осуществить: он постоянно общается с королем, его никто не обыскивает, и ударить Клавдия-Фенгона шпагой или ножом технически несложно. Нет, шекспировский Гамлет не решается мстить: ведь Призрак мог ввести его в заблуждение, и тогда он убил бы невинного!
Иннокентий Смоктуновский в роли Гамлета в одноименном фильме Г. Козинцева, вышедшем в 1964 году.
В середине XIX века французский писатель Эмиль Габорио написал роман «Дело вдовы Леруж». В финале романа гениальный сыщик папаша Табаре, чудом избежав ошибки в установлении истинного виновника преступления, оставляет любимое занятие. «Бывший сыщик-любитель усомнился даже в самом существовании преступления и, кроме того, убеждает, что свидетельство органов чувств ничего не доказывает. Он собирает подписи под петицией об отмене смертной казни и организует общество помощи невинно обвиняемым».
Габорио отмечает растущие трудности в изобличении и наказании преступников: «В сущности, если не считать случая, когда преступника застали на месте преступления или когда он сам сознался в содеянном, для прокуратуры каждое преступление оказывается более или менее загадочным… Талант адвоката в том и состоит, чтобы нащупать это «нечто» и сосредоточить на нем свои усилия. Пользуясь этой неясностью, он разжигает сомнения… И чем выше уровень развития общества, тем нерешительнее и боязливее ведут себя присяжные, особенно в сложных случаях. Они несут бремя ответственности со все возрастающей тревогой. Многие из них уже вообще не хотят выносить смертные приговоры. А если все же приходится, то они пытаются так или иначе снять со своей совести этот груз… и многие из них предпочтут отпустить на свободу три десятка злодеев, лишь бы не осудить одного невиновного».
Гамлет — предтеча этих совестливых присяжных. Уличить убийцу он пытается в ходе представления, разыгрываемого заезжими актерами. С этой целью он вставляет в пьесу сцену, где злодей вливает жертве яд в ухо. Король, не умея скрыть муки совести, выдает себя, но Гамлет по-прежнему медлит. Он физически не в состоянии совместить роли судьи и палача. Способность к бездумному насилию у него уже атрофирована. Человеку мыслящему (точнее, рефлектирующему) необходимо сперва выстроить в сознании схему, оправдывающую предстоящие действия. И Гамлет пытается подстегнуть себя, заменяя отсутствие слепой страсти логическими построениями:
В третьем акте принц оказывается наедине с молящимся Клавдием. Но вместо того, чтобы нанести удар, он вновь подыскивает оправдание своему бездействию: