— Вы чего ищете, хлопцы, — ночевать? А ну поворачивайте сюда!..
И парни, переговариваясь, радостно направились к Петькиному двору, ведя за собой в поводу разномастных лошадей.
Сейчас Петька, послушав не интересный для него разговор матери с пастухом, вздохнул и пошел в избу спать. Он начал разбирать постель, когда кто-то громко и горько заплакал в углу за его спиной.
— Охо-хо-хо-о-о! Гы-ы — гы-ы…
Петька испугался, но тут же вспомнил, что это «жалится» кладовщица Тонька Томилина, прибежавшая плакать к матери: месяц назад ее посватал бухгалтер из соседнего «кацапского» села, Серафим. А здешнее казачье население не признавало инородцев, и Тоньке посоветовали отказать ему, что она и сделала незамедлительно. Обескураженный жених уехал, а вот теперь опять объявился, посватавшись теперь уже к другой Тоньке, Алексеевой. Там его приняли и назначили день свадьбы, хотя и в неурочное время — до пасхи, в великий пост, во время сева. Услышав об этом, первая Тонька пошла вперебой, подсылала к жениху верных людей, извещавших о согласии выйти замуж, но жених не захотел менять своего нового решения. И вот сейчас Тонька-кладовщица ревмя ревела, кляня свою злосчастную судьбу. Петька послушал ее всхлипы, вздохи и причитания, и ему стало совсем грустно: его маленькое сердце обволокло печалью, и он вдруг почти физически почувствовал оторванность от всего остального в мире.
Да так оно и было все на самом деле. По-настоящему Ново-Александровку связывала с внешним миром лишь одна дорога — через Красную Слободку и Жигалино на восток, и потом резко к югу — к райцентру. На север тянулся полузаросший летник, где стояло неизвестно чье, потерявшееся в степи селеньице Петушки, куда никто не ездил, точно так же, как никто не ездил и на родину матери, в Царь-Никольск, в ясные дни встающий на западе белыми кубиками строений и синими куполами церквей. С юга, от хутора Валышева, как-то зимой рискнул проехать знакомый отцу заготовитель, но утопил в снегу лошадь и сам едва остался жив. Лошадь в село приволокли на боку, прицепив ее хвостом к трактору, а позднее долго оттирали ей бока снегом и водкою и учили ходить, насильно переставляя ноги руками. Так что и впрямь была отрезана Ново-Александровка от всего света. К тому же не было в ней ни радио, ни электричества.
Пустовато было и в самом селе. Когда отец принял колхоз, еще доживал свой век старый клуб со сценой и развалившимся бильярдом, круглые резинки с бортов которого отдирал сам Петька.
Новый клуб устроили в небольшом деревянном доме некогда сосланного кулака Горки Гутарева. Этот клуб и деревянный обелиск на могиле замученных красногвардейцев в центре села и были, собственно, первыми шагами отца на здешнем общественном поприще. Рядом с домом, занятым под клуб, стояла глиняная халупа родственницы Гутарева бабушки Любани, которая при виде Петьки и его сверстников, направлявшихся в клуб поиграть в шашки, неизменно плевалась и шипела:
— У-у, жулье, погодите!..
Но и в отстроенном клубе веселье тоже не получалось. Баянист из райцентра, два раза игравший в клубе за плату «западные» танцы, не пользовался успехом и вскоре перестал ездить. Два раза наезжало кино с фильмом «В далеком плаванье» (один раз в немом, другой раз в звуковом исполнении), но и оно где-то запропастилось. Другого же ничего не подвертывалось. Правда, в одно время вдруг распространилась весть о необыкновенных — без смены, вечер напролет — танцах Николая Бакалкина. Народ повалил смотреть диковинные танцы, причем не возбранялось поглазеть и школьникам. Но… странными были эти танцы.
Низенький, приземистый, с широкими плечами, в гимнастерке и армейских брюках-галифе с обвисшими карманами, Николай действительно плясал вечер напролет — ходил по кругу, разводя руками, нехотя отстукивал на одном месте чечетку, осыпая плеском ладоней свою толстую красную шею, выпуклую грудь, рыжие голенища и подметки сапог. Вдруг срывался с места, издавая бутылочные звуки — засовывая палец за щеку и резко выворачивая его оттуда, — и в беспрерывном подскакивании, прищелкивании и постукивании не забывал раскланиваться с присутствующими, вызывая на перепляс, строил рожи и пел мало приличные частушки: