— Журавлики… здравствуйте! — шепчет, улыбаясь, девушка журавлям и машет вслед им косынкой. Легкий платок в ее руке отчаянно рвется вслед за птицами, словно хочет улететь.
Кто она, какая радость позвала ее на берег?
Александр Иванович пристально всматривается и никак не может понять, кто же стоит у речного обрыва. Может, это одна из молодых учительниц микулинской школы? А может, сестра из фельдшерского пункта? Нет, нет, пожалуй, не она. Александр Иванович подходит поближе — так это же Феня!
Наверно, она по давней детской привычке вышла полюбоваться разливом. Кто в эти минуты не толпится на берегах Оки! Но Феня прибежала к круче не только по этой причине. Весь месяц девушка сидела на ферме, сколько дум передумала, сколько мучительных вечеров в одиночку — все крутилась как белка в колесе, а своего Микулина со дня приезда толком так и не видела. И вот теперь, когда дела немножко наладились, Феня улучила момент и вышла на берег.
Как будто знакомо все и незнакомо. Да, берег кажется тем же — крутой, высокий. Легко поднял он на своих могучих плечах и пашни, и леса, и родниковые займища. Но вот глаз начинает примечать новое: по южному склону поймы раскинулся молодой сад, гудят провода высоковольтной передачи, левее — улица, только что срубленные дома с веселыми голубыми наличниками, с шиферными крышами, набранными в разноцветную клетку; кое-где уже поднялись антенны телевизоров… А вон что-то недостроенное, почти подведено под крышу, рядом только-только заложен фундамент. Строить так строить!
Все неузнаваемо: и люди, и земля, и даже вольный апрельский ветер с Оки и тот дует как-то необычно, по-новому, несет с собой свежие, какие-то доселе неизведанные ароматы…
Феня отрывает взгляд от улиц родного села и видит неподалеку, у речного крутояра, Александра Ивановича. Он тоже, наверное, вышел посмотреть на разлив, щурится из-под ладони, жадно вдыхает широкой грудью влажный ветер. Каракулевая черная кубанка сбита на затылок, как всегда, подтянут, ловок, где-то успел загореть. Фене захотелось вдруг, чтобы Саша (про себя она звала его по прежней ребячьей привычке Сашей) повернулся к ней лицом. Желание это было настолько неодолимо, влекуще, что она невольно прикусила губу, чтобы не крикнуть, и, собрав всю свою волю, сверкнув вороватым озорным взглядом, тихо-тихо прошептала: «Ну, взгляни же, я хочу видеть, рад ли ты всему тому, что перед тобою: этому морю и этому солнцу?» И верно, Александр Иванович, словно услыхал ее зов, подошел поближе, взгляды их встретились.
— Доброе утро, Фень!
— Доброе утро!..
О, как рада она этому «Фень»! Смотрит в улыбающееся лицо Александра Ивановича, темное, загорелое, и не знает, что сказать. Забыто все: и обиды, и необдуманные мысли о бегстве из села… «Чему ты улыбаешься, чему? Надо мной смеешься? Я бы рада не быть такой, да весна. Сам понимаешь — весна…» Так и хочется Фене взмахнуть руками и улететь с кручи куда-то далеко-далеко, обняться с ветром и — прости-прощай…
«Вот ты какая. Первый раз вижу тебя веселой, — отвечает Александр Иванович взглядом на ее взгляд. — Оказывается, ты совсем уже взрослая, я рад за тебя».
— Раздолье-то, Александр Иванович!
— Да, хорошо! — Он прищуривает улыбающиеся глаза, поправляет кубанку.
Феня становится рядом с Александром Ивановичем, и они смотрят на дальний, едва различимый берег, подернутый синей поволокой. Пресный запах речной воды и талого снега вдруг растворяется в потоках ветра, и Феня явственно начинает ощущать волнующий душок молодой травы, земной прели, солнца, она бросает взгляд под ноги и, заметив пробивающуюся через тонкий рыхлый ледок острую, как шильце, травинку, легонько толкает Александра Ивановича:
— Осторожно, не затоптать бы…
Он видит травинку, понимающе улыбается. Стебелек еще совсем слаб, едва начинает жить, согнулся под тяжестью капли воды. По ночам его, наверное, одолевают морозы, но день ото дня он начинает крепнуть, набирать силу. Пройдет немного дней, и уже не страшны ему будут ни холода, ни ветры.
— А ты, гляжу я, выросла, — говорит Александр Иванович, всматриваясь в Фенино лицо, — как-то распрямилась вроде. Весна, что ли, на тебя действует?
— А вы думали как же — весна! Под солнышком все быстрее растет.
Перекидываясь шутками, они возвращаются на ферму. Телята гуляют в деннике, под открытым небом.
Заслышав голоса людей, золотисто-рыжий, с белой пролысинкой на лбу теленок отделился от стада, идет навстречу. «Весь в Субботку, — думает Феня, посматривая на бычка, — такой же крутолобый, важный…» Теленок остановился в двух шагах от нее, вытянул шею, стал принюхиваться.