— Ты чего тут? Да никак еще и ревешь? Ох вы, девки, девки, у всех у вас глаза на мокром месте. Обидел, что ли, кто?
Катя ничего не ответила. Плечи ее вздрагивали от всхлипываний.
— Может, со Степаном что? Пишет он тебе или нет? Когда демобилизуется-то? Ну, чего ты молчишь? Да не молчи ты, ради бога, скажи хоть слово, и без тебя тошно!
Катя подняла на него заплаканные глаза и тихо проговорила:
— Сад жалко. Вспомнила, как сажали. Бежишь, бывало, из школы и не домой, а прямо сюда, не евши…
— А ты думаешь, одной лишь тебе жалко? Я ему всю душу отдал…
В словах Вани звучало столько горечи, столько глубокой печали, что Кате стало жаль его. «Засохнет большой микулинский сад, не успев расцвести. Первый раз в жизни расцвести… И горлинка не совьет гнезда в его ветвях…»
Они стояли друг против друга у молодой яблоньки. Вокруг было по-вечернему тихо. Ваня умолк, лишь изредка слышались прерывистые вздохи еще не совсем успокоившейся Кати да прошумела над садом тугими крыльями какая-то ночная птица…
Внутренне каждый из них в эту минуту ощутил облегчение. Откуда оно пришло, кто его знает… Может, случилось это оттого, что Катя и Ваня посочувствовали друг другу, ведь в сердцах их нашлись корни одной общей печали. Сад… их мечта, их радость, их горе. Так или иначе, Катя еще раз тихо вздохнула и вдруг спохватилась:
— Ой, Ваня, я ведь к тебе по делу! Ты что, забыл, что ли, — сегодня приезжал лектор, а никто из ребят об этом не знал. Хоть бы ты мне сообщил, я бы оповестила всех, а теперь что же, сорвалась лекция. Как нам быть? Райком не похвалит.
— До лекции ли мне? Третью ночь не сплю…
— Ваня, ведь ты секретарь комсомольской организации. Позавчера комитет не состоялся, и опять из-за тебя…
— Ну что же? Подумаешь, комитет! Будто из-за комитета вся жизнь в колхозе станет.
— Что с тобой? Тебе трудно, я понимаю, а может, на комитете помогли бы?
Ваня невесело рассмеялся:
— Кто бы это помог-то? Уж не вы ли, девчонки?
— А может, и мы!
— Чем?
— Не знаю. Скажи только — поможем. Все село поднимем.
— Так и подняла!
— Поднимем! Смотри, сколько у нас комсомольцев!
— Комсомольцы! — Ваня махнул рукой. — Разве сговоришься с нашими комсомольцами? И какой черт додумался выбрать меня секретарем? Работал себе в саду и работал, тихо, спокойно: хвалили, настроение было, так нет же, надо было выдвинуть. Пойми ты, Катя, не всякое дерево годится на дудки. Какой из меня комсорг? Не умею я… Бьют, а я не знаю за что.
— Упустил работу с молодежью.
— Как это упустил? Не понимаю.
— А что понимать-то. Вспомни, как год назад в селе весело было.
— Я вам не клоун, чтобы веселить да скликать на гулянки.
— Никто и не говорит, чтоб скликать на гулянки.
Ваня вздохнул.
— Откровенно говоря, Катя, я и сам чувствую, что у меня с комсомольской работой нелады. Но мне стыдно признаться в этом ребятам и попросить у них совета. Вот с яблонями могу, тут понятно и просто, а с людьми…
— А чего же ты молчал на собрании?
— Здравствуйте, я ваша тетя! Да ты сама орала как оглашенная, мол, и отличный садовод, и активист, и тому подобное, ему и карты, мол, в руки. Другим организаторская работа легко дается, а мне, поверишь, не к рукам куделя.
— Работе надо учиться.
— Нет у меня дара.
— А может, и есть!
— Слушай, Катя, не трави душу. Прокурор, что ли, ты мне? Чего выпытываешь?
Катя замолкла, потом, как бы спохватившись, спросила:
— Ваня, а что, если я завтра приду к тебе в сад с помощниками, найдется дело?
— Найдется, найдется, уходи только поскорей, — все больше и больше хмурясь, проговорил Ваня.
И вот он один. Тихо. Давит ночная тьма. Сад стоит в оцепенении, дремлет. Нет, не дремлет — умирает. Деревца так слабы. Чем помочь, как спасти их? Ваня бродит меж яблонями, опустив голову, потом вдруг круто поворачивается, идет домой. «Надо заглянуть в книгу, у Мичурина поискать».
Темны апрельские ночи. Ваня смотрит на окна фермы — там мигают огоньки. Трудно дояркам. — весенняя бескормица, измучились. На Ниле Данилыче лица нет, а тут еще сад. Как заикнулся вчера Ваня о своей беде — желваки на скулах Нила Данилыча сразу так и побледнели, а рука потянулась за пазуху, к сердцу… «Доведете вы меня, ребята, ох доведете…»
Ваня вздохнул и опять мысленно вернулся к яблоням.
Окулировка… Может, заново привить пораженные грызунами штамбы и вырастить вместо погибающих крон другие. Но ведь на это нужны годы и годы. Подобная мысль удручала Ваню. Да и поднимется ли у него рука спилить яблоневый сад? Нет, это безрассудно, никогда не бывать этому! Надо искать что-то другое. Да, другое!