Всю ночь Ваня листал книги по садоводству. Наконец, вот оно! Как раз то, что ему нужно. Видно, беда не одного его постигала. Случалось у садоводов такое и раньше, даже у самого Мичурина случалось. Пожалуйста, человек делится опытом: через участки съеденной коры перекинуть «мостки» и соединить ими верхнюю и нижнюю живую ткань.
Ваня быстро соскочил с кровати — и в сад. Нарезал из яблоневых веток черенков и по методу окулировки один конец черенка стал заделывать под нижний срез коры, другой — под верхний. Таких «мостиков» Ваня перекинул не менее четырех вокруг штамба каждой яблони. Оперированные места замотал рогожкой. Сок перестал литься на землю, стремительно побежал через «мостки» по стволу к кроне.
— Ура! — вырвалось у Вани хрипло и радостно. Будто в него самого влили живительную, бодрящую силу. — Ура, гей, гей!
Ваня стоял на прибрежном склоне среди яблонь, опершись на заступ. В эту минуту он и ростом казался выше, и светлей лицом. На крутой подбородок сбегали капли пота. Перед ним две возвращенные к жизни яблоньки. Он сам это сделал, сам! Он умеет, он может! Захотелось кого-то обнимать, тормошить, похлопывать по плечу. «Зачем нагрубил Кате? Ведь она права. Я просто был зол от горя, вот и все». Как хотелось ему хоть кого-нибудь теперь увидеть и поделиться своей удачей.
Хорошо, если б Нил Данилыч пришел, тогда — гора с плеч. Ваня пристально посмотрел в сторону Микулина — никого. Так бы и угасла его радость, не получив отклика, если бы через какую-нибудь минуту-другую от села не отделилась группка людей. Кто бы это? Доярки! Нет, кажись, идут не к ферме, сворачивают на полевую дорогу, вроде бы прямо сюда. Не успел Ваня справиться еще с одной яблоней, как на проселке ясно обозначилась группа ребят-старшеклассников во главе с Катей и учителем Иваном Павловичем.
Ну и ну, какая семейка валит! Держись только! Ваня хорошо знал, как трудно сейчас с рабочими руками в колхозе, и потому от души порадовался.
«Да разве бы мне одному справиться в срок? Началось сокодвижение. Упусти день — и сад погибнет!»
Школьники вскоре подошли к саду. Внимательно посмотрев на ребят, Ваня наигранно строго спросил:
— Что за прогулки во время уроков?
— На помощь пришли, Ваня. Показывай, что делать, — сказала раскрасневшаяся Катя.
Подошел Иван Павлович, подал руку. Ваня засуетился, начал смешно и бестолково объяснять, как накладывать «мостки».
— Знаем, знаем! — закричали ребята, разглядывая уже готовые штамбы.
Иван Павлович отозвал Катю в сторонку и, переговорив с ней, стал распределять учеников на группы.
— А где же Наташа? — спросил он у Аленки.
— На ферму побежала, ключ отдать матери.
Минут через пятнадцать Наташа пришла, да не одна, а с Феней и тремя доярками, вырвавшимися на полчасика помочь ребятам.
Разговоры мало-помалу утихли, все занялись делом. Наташа работала проворно, и Иван Павлович невольно залюбовался ею. «Добрая могла бы выйти из нее садовница», — подумал он.
Девушка, искоса перехватив его взгляд, сказала:
— Годика через три приеду к вам на гастроли, пройдусь по саду со своими дружками из ансамбля, скажу: «А ведь есть тут и моя доля».
Все это было сказано таким тоном и с такой уморительно важной миной, что девчата, не утерпев, рассмеялись, а Наташа, озорно блестя ослепительно белыми зубами, продолжала:
— Хотите знать, кем станет наша Алена? Серьезно, хотите? — И, ритмично размахивая садовым ножом, предрекла: — Алена будет корпеть над фолиантами, глотать пыль — она собирается в Архивный, там наплыв меньше. Давайте закроем глаза, девочки, и погадаем: пролетит сколько-то лет, найдет вдруг наша Алена старую-престарую грамоту, а в ней, в той грамоте, сказано будет… — Наташа сделала паузу, окинула одноклассниц хитрым взглядом. — Сказано, что здесь вот, на этом самом месте, зарыт каким-то ханом клад, а чтоб добыть его, надо вырубить сад, понимаете, на нет свести наш сад, и что, вы думаете, она решила?
— Ну, ну, договаривай, что она решила? — сгорая от нетерпения, заулыбались подруги.
А баламутная Наташа уже перекинулась на другое — увидела Катю, манит к себе:
— Катюша, покажи-ка платье. Помнишь, вчера обещала.
Катя смутилась — рядом стоял Иван Павлович.
— Ну что ты, Таха, потом…
Догадавшись о причине ее смущения, Наташа схитрила:
— Иван Павлович, мальчишки курят. Вон за той яблоней спрятались.
Иван Павлович лукаво прищурился, отошел в сторону.
В полдень к саду, шпоря облепленного вешней грязью Воронка, подъехал Нил Данилыч. На побуревшем лице — печать бессонницы. Не успел выбросить ногу из стремени — навстречу Ваня. По его глазам Нил Данилыч понял — дела в саду круто изменились. На сердце сразу отлегло. Невольно вспомнилось, как всегда на партбюро поругивали Ваню за нерасторопность. «Говорят, нехороший вожак у молодежи, а глянь, сколько привел народу. Вот что значит беспокойство. Зря плели: «Не может организовать» и тому подобное. Может! Стоит только захотеть!»