Выбрать главу

— Так ведь вы же заведующий фермой и потом на целых пять лет старше меня…

— Ну и что же?

Оба засмеялись. Феня совсем расхрабрилась, выдернула косу из рук Александра Ивановича, побежала, крикнув:

— А ну, догоняйте!

Он бросился ей вслед. Феня побежала легко, и ни за что бы Александру Ивановичу не догнать ее, если бы она случайно не споткнулась о норку сурка. Александр Иванович по инерции сделал еще несколько шагов и, едва не упав, налетел на Феню. При этом он нечаянно задел ее грудь. Феня отстранила его руку и, немного отдышавшись, спросила:

— Где это вы так поздно были?

— Не вы, а ты, — поправил он. — Я смотрел дальние выпасы.

— И, наверно, не ели?

— Не хочется что-то.

— Я вам кипяченого молока принесу, только чуть-чуть подогрею. Я живо!

Как ей хотелось сделать для него что-нибудь хорошее! Она боялась, что Александр Иванович откажется от молока. Но он не отказался, а проговорил, направляясь к своей палатке:

— Принеси немножко…

Феня пошла в палатку, где была кухня, раздула угольки в очаге, поставила чайник. Жаркий отсвет пламени упал на ее лицо, и оно стало еще милей.

Феня торопилась. А тут еще куда-то пропала кружка. Наверно, кто-нибудь оставил на улице. Так и есть! Феня подхватила кружку и чайник, бегом ринулась в палатку Александра Ивановича. Перевела дыхание, вошла, смотрит, а он уже спит — лег, не раздеваясь…

Феня хотела разбудить Александра Ивановича, подошла к постели, присела на табуретку. И почему-то ей стало жаль будить его. Хорошо он спал: губы его, слегка приоткрытые, как бы собирались что-то произнести. «Ну говори же, почему ты молчишь? Пантюхин объяснился, а ты?..» Феня вглядывалась в черты лица Александра Ивановича, и, хотя он еще ничего особенного не сказал ей, смутная догадка вселяла надежду, что в ее отношениях с Сашей появилось что-то неуловимо новое, и об этом «что-то» знают с сегодняшнего утра только они одни! Это будет их общей тайной, и Феня поклялась дорожить ею, во что бы то ни стало беречь ее…

Глава X

Наташа хлестнула Воронка прутом, и молодой горячий конь, шарахнувшись, вынес ее из темных ворот конюшни на солнечный двор.

Вдали, в мареве высоких метельчатых трав, дыбился крутой правый берег Оки, сливаясь с бескрайним простором заливных лугов. «За Оку, к старице!» — мелькнуло в голове Наташи, и она, покрепче натянув поводья, приникла к трепетной шее коня.

Воронок вдохнул полной грудью вольный ветер, весело заржал, понесся мимо тальников по гулкой зеленой равнине, разбрызгивая копытами светлые капли холодной утренней росы и лепестки ромашек. Черная грива коня больно хлестала Наташу по глазам, но девушка, казалось, ничего не замечала, ею овладел мальчишеский азарт:

«Вот так Воронок, вот так молодец!»

Наташе хотелось все быстрей и быстрей мчаться по лугу, сердце ее в каком-то безудержном, бесшабашном ликовании рвалось вперед. Из-под копыт Воронка летели очумелые тяжелые шмели, выпархивали птахи, с тугим звоном рассек воздух упругим крылом чибис и, кренясь, подался вдоль небольшого озерка, плескавшегося в венке золотисто-желтых калужниц. До слуха Наташи долго еще доносился его жалобный, берущий за сердце писк…

Встречный прохладный ветер обжигал щеки, луг казался Наташе каким-то необыкновенно ярким, праздничным. Она никогда еще не видела его таким. Полевица, тимофеевка, донник вымахали почти в пояс человеку. В лиловой утренней дымке трав угольками горел багровый клевер, голубели колокольчики. Глаза Наташи блестели от радости: утром получила из города письмо, глянула — от Бориса! Не читала, летела вскачь со строки на строку. Одно только слово и запомнила: «Выезжай!» Оттого и без ума теперь. Подумать только — Борис приглашает в ансамбль!..

В прошлом году по заокским районам совершали концертную поездку артисты. Микулинцы слушали концерт как раз на этом лугу возле Оки. Наташа была в восторге от лирической сценки «Подмосковные вечера», где Борис исполнял роль влюбленного паренька. Ах как легко плясал он! Шутка ли — солист ансамбля! И девчонки хорошо плясали, нет, не плясали, а плыли, как лебедушки, и ей, Наташе, захотелось тогда быть на их месте, там, на сцене, удивлять и радовать людей.

Артисты заночевали в Микулине, а на другой день кто-то надоумил пригласить их на просмотр сельской самодеятельности. Наташа в «Русской сюите» вышла с сольной пляской. Стройная, тоненькая, в белом платьице, она чем-то напоминала молодую вешнюю березку. Ей очень много и горячо аплодировали, а когда кончился просмотр, Борис прибежал за кулисы и спросил:

— Где тут ваша березка?