— Неприятности уже закончились, не волнуйся, — несколько более резко, чем оно было необходимо, ответила я, потрогав шишку на лбу.
Да, выгляжу я, конечно, после этого бала не ахти. И чувствую себя не лучше.
— Неприятности только начинаются, — хмуро ответил Саша.
И я с ним почему-то мысленно согласилась. Даже из машины выходить было не охота, но пришлось: Саша уже посматривал на меня косо и ему явно не терпелось вернуться к Ли. Впрочем, я его понимала… кто его знает, на кого следующего порчу наведут?
Дождь уже закончился, и солнце палило немилосердно, как и слова Призрака и Сашки. Но моих переживаний, казалось, никто не замечал: Призрак застыл передо мной, провожая настороженным взглядом работающих грузчиков, Сашка открыл дверцу машины и осторожно достал с заднего сиденья мое бальное платье, аккуратно убранное в чехол.
— На меня не смотри, — сказал он Призраку. — Я не виноват, что ваша Катенька притягивает неприятности, как магнит. Пожалуй, вещей больше нет. Мне пора.
«Ваша». Так частенько родителям говорят о детях, которые достали своими выходками. Но я ведь, вроде, не ребенок. Далеко не ребенок. И если Призрак еще имеет какое-то право строить из себя кого-то шибко умного, то Сашка, вообще-то, такой же смертный. И мой одногодка…
Не таким же, поправилась тут же я. Он помнит свои прошлые жизни, он работает в инквизиции, а я? А я вообще как дитя в их бессмертном мире…
Хлопотливое дитя, которое из симпатичного ребенка превратилась в не очень симпатичную обузу.
Саша несколько раздраженно сунул мне в руки бальное платье и, холодно попрощавшись, сел в свою любимую серебристую иномарку.
— И да, — сказал он, высунув наглую рожу в окно. — Мы с Ли, пожалуй, заглянем к вам через несколько деньков. Посмотрим заодно, как хранитель устроился.
Я хотела что-то ответить, да не успела: машина сорвалась с места и медленно поплыла в жарком мареве к ограде.
— Идиотизм! — прошипела я, зло направившись к дому.
Узнавать, что именно и зачем привезли в Магистрат, мне вдруг расхотелось. Душило плохое предчувствие, и замок, недавно столь дорогой моему сердцу, вдруг в одно мгновение стал чужим. Мне тут тошно, тошно, но почему, я не знаю! Не могу понять!
Вбежав на второй этаж, я ворвалась в свою комнату и, щелкнув замком, чтобы никто не побеспокоил, бросила платье на кровать. Потом прошла в кабинет, открыла шкафчик и достала заветную бутылку с наливкой:
— Я бы этого не делал, — сказал, вновь появившийся ниоткуда, Призрак. — Для тебя будет лучше, если с инквизиторами ты встретишься трезвой.
— А чего мне Машки бояться-то? — усмехнулась я, налив себе полный стакан кроваво-красной жидкости.
— Маша хотела взять твое дело, но ее не слушали. Боюсь, скоро к нам заявится некто, кого наша Дракон не очень любит… при этом взаимно. Потому твой допрос не будет очень приятным. Маша делает все, что может, чтобы этого избежать. Не усугубляй, Катя. Ситуация и так не из приятных.
Я усугубляю? А что я такого вообще сделала? Я просила на меня порчу наводить? Просила меня убить? Почему все и во всем винят меня, в чем я, в конце концов виновата? Почему никто не поймет как же мне…
Страшно.
И даже поговорить не с кем.
— Отвянь! Никакого допроса не будет! — прошипела я. — Не понимаешь… меня пытались убить!
— Понимаю. Очень хорошо понимаю. Смертную пытался пришить бессмертный, грубо нарушив договор. Искать виноватого инквизиция будет яро, верь мне. А для этого тебя, любимую, жалеть не станут. Катя, пойми, им нужна не ты, а нарушитель. Позарез нужен!
— Что с ним будет, если поймают?
— Ничего особенного, — ответил Призрак. — Просто сделают из него подопытного кролика на пару сотен лет, ничего более. Так как подопытных кроликов в последнее время стало на удивление мало, его будут беречь… Надеюсь, он не сойдет с ума прежде, чем его выпустят. Иначе инквизиции придется бессмертного ликвидировать.
Ликвидировать… нет, убить? Боже…
— Уходи!
Не знаю я, я уже ничего не знаю!
— Откуда в тебе жалость к врагу, Катя? Он тебя пожалел?
— Уходи немедленно! — простонала я. — Оставь меня!
— Я уйду. Но только чтобы дать тебе подумать, — серьезно ответил Призрак. — Наш разговор далеко не закончен. Даже не думай, что ты так просто от меня отделаешься. Ты протрезвеешь, перестанешь истерить и себя жалеть, и мы поговорим еще раз.
Просто? Он считает, что все это просто… Но спорить было не с кем — Призрак исчез.
Я ничего уже не понимаю. Кто меня так не любит, и самое главное — почему? Почему меня так яро хотят убить? Где я себе нажила такого врага? И почему в собственном доме я чувствую себя… обузой? Да, к чертям собачьим, именно так!
Я выпила залпом стакан, потом налила себе еще. Посмотрела на портрет Алиции, села в кресло и пьяно расплакалась, закрыв лицо руками. Саша прав, это все из-за меня, все! Анри… гордый вампир, беспомощный и больной на кровати. Ли и Саша, которым безнадежно испортили праздник. Магистрат, полный чужих людей. Маша, которая в собственном доме должна будет принимать с улыбкой врага. Какой-то хранитель… Что же это! Что? Почему все так внезапно рассыпалось на мелкие кусочки… Почему я вдруг стала лишней? А было ли когда-нибудь иначе?
Они все бессмертные, а я? Кто я? Средней величины ведьма, простая девчонка? Смертная, провались бы все! Приблудная… боже, как же так… Зверюшка, которую терпят из жалости…
— Катя?
Наверное, меня звали уже не в первый раз, но услышала я далеко не сразу, а, услышав, мигом собралась. Я не люблю, когда кто-то видит мои слезы, вернее, не терплю, для этого я слишком гордая. А в последнее время я и вовсе расклеилась донельзя. Сначала плакала у Ли на плече, теперь вот… перед Пу.
— Катя, ты плачешь?
Я живо поднялась с кресла, оторвала ладони от лица, и, отыскав бумажный платок, быстро стерла слезы.
— Нет, что ты, — я даже попыталась улыбнуться, вернувшись в кресло. — Конечно, не плачу.
Поверила, не поверила, кто ж ее поймет? Пу просто смотрела на меня широко распахнутыми глазами и молчала.
— Ты как здесь оказалась? — улыбнулась я так мягко, как только могла. Во дура, еще и Пу своими истериками напугала. — Я же дверь закрыла…
— Я тут всегда была, — ответила Пу, и глаза выразительные ее приняли слегка виноватый оттенок. — Прости… я…
Как странно видеть… Не шаловливой, не бессмертным, вечным ребенком, а вот такой… серьезной. Грустной. С почти взрослым, внимательным взглядом. И как сложно делать вид, что ничего не случилось.
— Опять зеркало?
Отругать бы Пу, но сил уже не хватает. Просто хочется остаться одной, но как прогнать? Объяснить? Мне надо разобраться. И в первую очередь в себе самой. А для этого надо остаться одной.
— Мне хотелось увидеть тебя на балу, — весело ответила Пу.
Я вздрогнула, а когда осознала, что именно она могла увидеть, с трудом подавила приступ тошноты. Но Пу продолжала говорить, странно так говорить, с незнакомой грустинкой в голосе:
— Ты была такая красивая в платье, с Анри! И тот черненький — тоже ничего.
Черненький, это Владэк? Странно, бал был вчера, а казалось — год назад. И воспоминания о Владэке заметно притупились. И мои тогдашние переживания стали казаться глупыми. Даже не так — бессмысленными. Владэк? Я уже с трудом помнила о нашей с нем размолвкой, так много же случилось…
Так многое изменилось, и лишь мои чувства к сидящей напротив Пу остались прежними. Только стали глубже, наверное. Как и моя любовь к каждому в нашем «замке». Но вот только раньше эта любовь дарила мне искреннюю радость, а теперь почему-то сердце болит, нет — разрывается от боли…
— Пу… — сообразила я наконец-то. — Я думала, ты не любишь Анри.
Искренняя улыбка Пу погасла, в одно мгновение. Мое любимое пушистое создание вдруг потупилось и сказало нечто, чего я вовсе не ожидала:
— Я видела… как он тебя от окна оттащил.
В глазах Пу промелькнула неподдельная боль… Из-за меня?