Но, что самое важное, здесь меня ждали люди, которые меня любили. Я и сама не знаю за что, сама не знаю почему, как это случилось, просто любили. И сама мысль об этом делала меня сильной, ведь человек все же не может выжить в этом мире один. Даже если этот человек — вредная и любящая одиночество ведьма.
Странно, но в кабинете горел свет. Не хрустальная люстра, за которую я отдала целое состояние, а стоявшая на полу скромная свечка, такие за бесценок продают в магазинах мелочей. Свеча плакала парафиновыми слезами прямо на персидский ковер, что мне крайне не понравилось, но еще больше не понравилось нечто белое, пушистое, лопоухое, размером с кошку, что удобно уселось под столом и уставилось в небольшое, круглое, со средних размеров поднос, зеркало.
Зеркало небрежно опиралось о заполненный колбочками и склянками шкаф со стеклянными дверцами, по его краям каталось румяное яблочко, а в центре было изображение какой-то комнаты и странной тени…
— Пу! Чтоб тебя! Я же просила не трогать мои вещи!
Пу, милашка с длинной, сантиметров пять, ошеломительно мягкой шерстью, круглой мордочкой и огромными локаторами-ушами, увенчанными кисточками, сладко потянулась, зевнула, и, округлив темно-бордовые глазки, невинно спросила:
— Ась? Я только окошко открыла. Тебя ждала.
— А зеркало?
Пу широко улыбнулась.
«Какая очаровашка!» — частенько вскрикивали те, кто видел ее в первый раз, обманываясь ее пушистостью, крохотными, похожими на ладошки лапками и трогательно взъерошенной между ушками шерсткой. Но стоило ей улыбнуться во все зубки, как восторг сразу же утихал, сменяясь вполне-таки оправданным страхом: улыбка у Пу была великолепной, на полморды, а зубки — длинными, мелкими и — издалека видно — острыми, как иглы. За такую трансформацию мы частенько Пу величали Гремлином.
Только вот на меня ее оскал совсем не действовал: я ее не первый день знала. Кусать она меня не будет… а вот буду ли ее кусать я, это вопрос другой.
— Я чуть-чуть… — виновато протянула Пу, сообразив наконец-то, что я сегодня далеко не добрая.
Попробуй тут быть доброй, когда ломают любимую магическую игрушку, почти единственное, что досталось от умерших родителей. Пу знала, как дорого мне это зеркало, а все равно раз за разом… невыносимо.
— Чуть-чуть? — взорвалась я. — У тебя телевизор есть! Тарелку купили! Самый современный компьютер! Скоростной Интернет! А тебе мое зеркало сдалось?
— Так там не интересно…
— А что тут интересного? — спохватилась я.
И в самом деле, что она там рассматривала? Но стоило мне присмотреться, как Пу живенько тронула лапкой яблочко, и оно застыло на месте, а изображение погасло. Зеркало отразило свет свечи, коварную морду Пу и ножку стула. Странно все это. Я хотела было расспросить Пу, да построже, но тут наш Гремлин улыбнулась во все зубы, и, прыгнув мне на руки, счастливо заорала:
— Катя вернулась!
Я на миг оглохла, а когда очнулась, тихий мгновение назад замок наполнился звуками: народ с радостными криками спешил встречать блудную дочь. Ну вот, все… выспаться мне сегодня не дадут. Да уже почему-то и не хотелось. Я же дома! Боже, я действительно дома… И меня на самом деле обнимают, целуют в щеки и зовут на кухню, пить чай. И я тихо таю в мягком ореоле дружеской любви.
Люди, я действительно дома!
Глава вторая. Клыкастые, зубастые
В гостях хорошо, дома — гораздо лучше. Когда в последний раз я спала в нормальной кровати? Не, не так — когда я в последний раз спала нормально? Уже и не припомню. Несколько месяцев прошли по лесам, да по лугам, да по чужим пещерам, да по палаткам.
Слет ведьм — это не только весело, это нечто страшно интересное, когда даже сон кажется напрасной тратой времени. Рецепты зелий, показательные выступления, сложные, проводимые вместе, ритуалы, забавные и редкие вещички. А времени всегда так мало. Потому и тянешься к бодрящим зельям, но тело ведь все равно не обманешь. Когда-нибудь оно свое, да возьмет.
Вместо обещанных себе трех дней я проспала пять с перерывами на каких-то полчаса, чтобы поесть, умыться, сходить в туалет и вновь улечься в кровать. И спать, спать. Во власти смутных сновидений, прижатой к кровати тяжестью усталости. И с полным опустошением и нежеланием просыпаться.