— Слава Богу, ты здесь. Я очень рад тебя видеть. Насколько я помню, ты не жмешь руку, поэтому смысла протягивать свою мне нет.
Я заулыбался и с довольным лицом сел напротив него.
— Выпьешь чего-нибудь? У меня есть прекрасное вино.
— Нет, спасибо. Никогда не любил вино.
Теперь заулыбался сам Деларош. Видно я удивил его своим ответом. Но вскоре улыбка с его лица пропала, а вместо нее, физиономия приняла серьезную форму.
— К черту формальности. Не за этим вы сюда приехали, — сделав рывок рукой, он одним махом осушил свой стакан. У нас большие неприятности, Винсент. И это не очередная страшилка, коих ты наслушался за время службы, на этот раз все очень серьезно.
Он подошел к небольшому сейфу, который стоял в углу комнаты и, открыв его, достал небольшой конверт.
— Тебе известно кто это? — Он достал фотографии из конверта и положил возле меня.
На них был изображен молодой парень, с черными волосами. Мне казалось я его знаю, но сказать точно я не мог.
— Черты лица знакомые, однако, он слишком молод, что бы проходить по тем делам, которые мы вели. Нет, скорее всего я ошибся.
— Это правда, но отчасти. Его зовут Себастьян Робер, он никогда не был судим, не проходил ни свидетелем, ни подозреваемым. Он чист как стекло.
— Тогда как он может иметь дело к нам?
На несколько секунд Деларош замолчал. Затем, вопросительно посмотрев на Филиппа, снова налил себе вина.
— Он сын Бернарда Гарро. Именно, того самого Гарро, который в свое время поклялся пересадить все наше управление.
— Чушь! У Гарро не было детей!
— Как видишь есть. Через два дня он будет давать показания по делу своего отца, не знаю как он убедил достать это дело из архива, но настроен он очень серьезно. Говорят, у него есть данные, разоблачающие всех нас. Но и это не самое плохое, помимо этого он готов предоставить улики еще по двенадцати делам.
Он достал небольшой листок и бросил его на стол.
— Взгляни, этого дерьма хватит, что бы мы все сели лет на тридцать. Драгоценности из дома мадам Мерсье, дело об угонах на Авеню Монтень и еще десять пунктов. Ты не хуже меня понимаешь, что может случиться, если эти дела пойдут на пересмотр. Всплывет столько нехороших подробностей, что нас всех упекут в тюрьму до скончания наших жалких дней!
Он вновь одним глотком осушил стакан вина.
— Не для того я горбатился тридцать лет своей жизни, что бы за два месяца до ухода на пенсию меня упекли в тюрьму. Представляю, как обрадуются мои враги, узнав, что я попаду в тюрягу, куда сам посадил половину заключенных.
В комнате наступила тишина. Мы молча смотрели друг на друга, и никто не хотел нарушать этого спокойствия. Все прекрасно понимали серьезность и абсурдность нашего положения, но пустить это дело на самотек было невозможно. Слишком многое стаяло на кону: престиж, карьера, звания, деньги. Нужно было что-то решать и решать очень быстро…
— Винсент, — Деларош наклонился ко мне и тихим голосом произнес. Кем бы ни был этот человек, он не должен дать показаний в суде.
Глава 2
Исповедь
Машина все дальше удалялась от дома Делароша, но слова, сказанные в нем, все сильнее лезли мне в голову. Если все то, что я слышал, окажется правдой, то неприятности еще даже не начинались, и мне стоило основательно подумать, как действовать дальше. Филипп молча сидел рядом со мной. Его лицо оставалось по-прежнему не пробиваемым, однако, кому как ни мне, было известно, что могло скрываться за этой защитной маской.
— Что скажешь, про все это. Ты не проронил ни слова, пока мы были в доме Делароша. Может ответишь что-нибудь?
— Я не знаю, что ты решил для себя, но мне кажется это просто блеф. Все кто так или иначе были связаны с теми делами и мог что-то утаить, уже давно мертвы. Остались только ты, я и Деларош. Не думаю, что кому-то из нас выгодно снова заварить эту кашу.
Он был прав. Все это было слишком давно, очень многие, кто когда-то проходили по этим делам, уже на том свете, а улики уничтожены. Но это не решало проблемы, а только усугубляло наше положение. Тем не менее, угроза существовала, и нам предстояло ее решить. И теперь, когда судьба снова втолкнула меня в жизнь, мне предстоит вновь окунуться в вонючее болото ночной криминальной жизни, где балом правят вовсе не короли.
— Отвези меня по этому адресу, нужно кое-что прояснить, — я вытащил клочок бумаги.
Филипп ничего не ответил. Молча пробежав глазами по написанному на листке, он, с таким же бесчувственным лицом, продолжил ехать. Я всю дорогу не переставал думать о том парне, лицо которого я видел на снимке. Оно было мне знакомо и очень хорошо. Но вот где мне приходилось с ним сталкиваться, вспомнить я не мог. Да и было ли это важно? Ведь, подав заявление в суд, этот паренек подписал себе смертный приговор и какая разница кем он был, и где я его видел.