— Хватит! Я здесь не за этим. Пришло время заплатить по счетам.
Он удивленно поднял брови и посмотрел на меня.
— Счетам? Каким? Что-то не припомню, чтобы я был кому-то должен. Ты что-то путаешь.
— Не пытайся вывести меня. Сегодня твой последний вечер, когда ты сможешь насладиться своей властью и положением. Справедливость и беспристрастность, Матьес, вроде бы так ты всегда говорил.
— Какие слова, какие эмоции, наверное, все эти два дня репетировал. Ты даже не представляешь, в какую яму ты сейчас лезешь. Ты взял это ружье, вынес мне двери, чуть не убил мою прислугу и теперь говоришь мне о справедливости. Посмотри вокруг, где ты ее видел эту справедливость, в каком веке. Ты отстал от жизни, Дюваль! Тебе давно пора на пенсию. Думаешь я не знал о твоем намерении прикончить меня. Думаешь я не знал, что ты замышляешь вместе с этой женщиной, как ее там не помню. Я все знал, с первой минуты, когда два дня назад ты зашел сюда и до сего момента я следил за тобой. Мне все известно. Честно говоря, я очень расстроился, что ты не убил Робера, тогда бы все прошло как надо. Но основную цель это не меняет. Теперь ты и я неприступны как крепость, если конечно кое-кто из нас не допустит роковую ошибку.
— Ошибкой было то, что я когда-то согласился работать в твоем отделе, но теперь это уже не имеет значения.
— Вот именно, Дюваль! Теперь ничего не имеет значения. Все осталось позади, все угрозы, ошибки, прошлое, остались далеко позади нас. Все что нам осталось, так это хорошо прожить оставшееся время, но ты упорно не хочешь видеть этой маленькой истины.
Я не знал что ему ответить.
— Ради чего весь этот цирк? Ради жены, которую ты потерял из-за работы. Но если копнуть глубже, можно увидеть, что она давно тебя не любила и жила с тобой только ради своей карьеры. Жена грозного Дюваля, страшно звучит. Для такой женщины открыты все двери и возможности, но стоило ей устроить свою карьеру, а тебе уйти в «алкогольное пике» как она тут же ушла. Ты еще веришь в то, что именно наше с тобой сотрудничество убило твою семью. Ты редкая форма упертого человека, который даже видя неопровержимые доказательства, думает что все произошло иначе. Мы с нашим отделом построили этот город, мы избавили его от преступности, нелегальных эмигрантов, проституток, распространяющих СПИД по всему городу. Это все сделали мы, вся наша команда.
— А как же Бернард Бенуа? О чем ты думал, когда менял содержимое его таблеток?
Он слегка помялся, но вскоре заговорил.
— Эта старая вдовушка все-таки не смогла удержать язык за зубами, ну да ладно. Бенуа вынудил меня сделать это. Видит бог, я не хотел убивать его, но та позиция, которую он занял в отношении наших методов работы, сама предрешила его судьбу. То же самое было и с остальными, кроме Филиппа. Он мне всегда нравился: малообщительный, неразговорчивый, умеет хранить тайны. Он в отличии от тебя не колебался, когда я предложил ему долю от всего нашего бизнеса, а ты все также веришь в закон и порядок. Невозможно прийти к порядку используя только законные методы борьбы с преступностью.
— И когда это ты пришел к такому выводу?
— Когда наши методы начали давать результаты. Мы освободили этот город, дали ему новую жизнь. Даже самому хорошему хирургу необходимо причинить боль своему пациенту, чтобы он потом выздоровел — это аксиома, Винсент. Это понимает даже ребенок.
— Не надо врать! Все эти смерти были абсолютно напрасными, мы не принесли никакой пользы. Вместо бандитов бояться стали нас самих.
— И что с того? Но мы то не будем грабить людей, похищать, убивать, продавать наркотики. Мы все это контролировали. За все время, что мы работаем преступность снизилась почти в шесть раз, убийства упали на восемьдесят процентов, количество наркоманов и наркозависящих людей и подросток вообще близко к нулю. Это все наша заслуга! И чем отплатило государство? Жалкая благодарность и копеечная премия, вот та цена за тот труд, за те усилия, которые мы потратили на пути к этому результату. Если тебе этого достаточно, то мне — нет. Я не готов быть просто хорошим полицейским, мне нужно что-то больше и я нашел это что-то. Новая форма власти, невидимая, но очень сильная. Мы церберы этого государства, сначала Париж, а через несколько лет и вся Франция. Что, не заманчиво? Это лишь маленький шажок к абсолютной власти, к государству в котором не будет преступлений, ведь все они будут под нашим надзором.
Мне было страшно слушать его параноидальную речь об абсолютном господстве. Рука стала неметь под тяжестью ружья, и я был вынужден его опустить.