Это была та цена, которую мне надо было заплатить и я плачу. Нельзя убить столько человек, преступить закон и остаться безнаказанным. Я уже слышу как визжат сирены на дороге ведущей к дому Делароша, полиция уже едет сюда. Они едут за мной.
— Я согласен на твои условия.
Матьес заулыбался и подошел ко мне.
— Поклянись! Я хочу слышать это!
Он наклонился ко мне почти вплотную и прислонился к уху.
— Скоро встретимся.
Я схватил его за рубашку и как можно сильнее прислонил к себе. Оставшейся свободной правой рукой поднял лежавший Ремингтон и, воткнув дуло в грудь Матьеса, произвел выстрел. Его грудная клетка буквально вылетела с другой стороны. Он не успел даже прохрипеть и с тяжелым грохотом упал на пол. В спине зияла большая дыра и вывернутые наружу разорванные легкие. На потолке виднелось большое красное пятно, с которого начала капать кровь. Все было кончено. Сцилла была убита. Я не мог поверить в это. Дыхание начало приходить в норму, сердце успокоилось, а в воздухе повис неприятный запах крови и смерти. Я встал с пола и подошел к окну, сирены уже были где-то близко, мне нужно было уходить. Но стоило мне только подумать об этом, как возле дома со свистом остановилось несколько машин. Вскоре к ним присоединилась огромная машина группы захвата. Вечер обещал быть долгим и веселым. Я перешел в самый конец кабинета и засел за остатками стола. Затем подтащил сумку и начал заряжать ружье. Броник был уже на мне. Где-то на первом этаже послышался топот солдатских ботинок, с огромной скоростью рвущихся на второй этаж. Теперь отступать было некуда: либо пожизненно тюрьма, либо по шею набитым свинцом.
— Мсье Деларош, с вами все в порядке?
Этот голос звучал уже возле самой двери. Я даже слышал как тяжело дышит этот человек, он был готов разнести эту дверь и ворваться сюда. И я был готов к этому.
Потом где-то из глубины послышался старый хриплый голос — это служанка Матьеса, что-то объясняла полицейским. Она говорила про меня, про то, что я вооружен и сошел с ума.
— Винсент Дюваль, вы окружены и деваться вам не куда. Сдавайтесь и вы останетесь в живых, в ином случае мы будем вынуждены применить силу и, возможно открыть огонь на поражение.
Глупо пытаться взять такими разговорами человека, который сам двадцать лет служил в полиции. Никаких переговоров. Как бы они не велись, штурм был неизбежен, в этом и была уловка всех этих речей — затуманить мою бдительность, что бы потом накормить меня свинцом. Я не стал ждать и в качестве ответа на вопрос, открыл огонь в область двери. Картечь на таком небольшом расстоянии ложилась точно в цель, без какого либо разлета. В дверном проеме образовалось несколько небольших отверстий, из которых в тужу секунду, полетели пули из вражеских винтовок. С огромной скоростью и свистом они рассекали воздух и ложились чуть выше моей головы, разрывая, как голодный зверь, позади стоящую стену. Штукатурка небольшими кусками падала мне на голову, доставляя сильную боль и в без того смертельной ситуации. Но скоро пальба прекратилась, и из-за двери послышался легкий стон — видимо я задел кого-то, когда выстрелил из ружья. Несколько человек оттащили раненого в сторону, а сами стали готовиться к новой попытке. Мне было страшно. Я с ужасом посмотрел на лежащее тело Матьеса и сам представил, что через несколько минут буду вот также валяться на полу с простреленной головой. Мои размышления перебил хруст ломающегося дерева, один из полицейских стал ломать и расширять то отверстие, которое образовалось после моих выстрелов. Затем сунув в нее руку, бросил в зал дымовую шашку. Зашипев, она тут же стала выпускать наружу непрерывный поток белого дыма. Еще полминуты и он заполнит все это помещение, и тогда все будет закончено. Я встал с пола и подбежал к окну, затем ударом приклада разбил его. Если все пойдет по самому страшному сценарию, свежий воздух, вдуваемый с улицы, поможет мне продержаться еще несколько минут, а они в моей ситуации значили очень много. Одним мощным ударом, дверь была разбита в щепки. В образовавшийся проем, словно прорвавшая плотину река, хлынул группа захвата. Я не видел сколько их было, огромная дымка не давала никакого обзора. Приподняв Ремингтон, я начал стрелять в те места, где, по-моему, могли оказаться полицейские. Один за одни, пустые гильзы вылетали из ружья, сопровождаемые легким горелым запахом. Крики, стоны и непроизносимая ругань, заполнили весь кабинет. Сердце билось как сумасшедшее, мои глаза не верили во все происходящее. Лихорадочно роясь в кармане, я принялся доставать патроны и заряжать ружье. Руки дрожали. Не успел я зарядить последний патрон, как что-то очень маленькое и твердое, впилось в мою грудь. От такого мощного удара я упал на спину. Жуткая боль тут же отозвалась из грудной клетки и я схватился обеими руками за нее. Где-то неподалеку послышался тяжелый шаг, аккуратно перешагивая, противник приближался ко мне. Он был уже очень близко. Понимая, что промедление равносильно смерти, я, превозмогая боль, поднял ружье и выстрелил в черный силуэт приближающегося полицейского. Картечь вылетела из дула и вонзилась прямо в тело. Крича от боли, полицейский упал на спину и раскинул руки. Он был еще жив. Я встал с пола и в полусогнутом состоянии подошел к нему. Прикрывая лицо рукой, я старался не глотать скопившийся в помещении дым. Полицейский закатил глаза и уже был готов отдать богу душу. Его бронежилет был раздроблен картечью, а некоторые из них и вовсе вонзились в его тело. Кровь начала сворачиваться, но в тот момент это вряд ли могло ему помочь. Глотнув несколько чистых порций воздух, я бросился к своей сумке. Вдогонку мне полетели пули. Стреляли откуда-то сзади, из-за дыма ничего нельзя было разглядеть. Я упал на живот и прижался к стене. Внезапно, я почувствовал что-то очень горячее. Оно текло по моей ноге и скапливалось возле ступни. Проведя рукой по этому месту, я заметил как ладонь окрасилась в алый цвет. Нервные импульсы сразу же донесли эту информацию в мозг, а тело отозвалось неистовой болью в нижней части туловища. Я еле сдержался чтобы не начать кричать. Боль продолжала усиливаться и могла дойти до такой стадии, когда никакие усилия не смогли бы остановить меня от отчаянного крика. Было тяжело дышать — дым упорно лез в мои легкие, затрудняя и без того тяжелое дыхание. Нужно было срочно выбираться из этого помещения. Вдохнув в легкие как можно больше чистого воздуха, и схватив ружье с сумкой, я двинулся к выходу. Выставив ружье вперед, на случай неожиданного появления остатков группы захвата, я стал все дальше продвигаться вперед. На полу было много крови и гильз. Рядом с ними лежало несколько тел, включая труп Матьеса Делароша. Я последний раз взглянул на него. Его лицо было искаженно в страшном образе, наверное, он все таки успел что-то почувствовать, прежде чем отправился в ад. Подошва прилипала к остаткам крови и нагло хрустела, упрямо выдавая мое движение. Вскоре впереди показался выход. Остатки некогда стоявших дверей были разбросаны рядом. Было тихо, или они ушли, что маловероятно, или ждут меня на выходе. Возле входа стало немного легче дышать, дым уже так сильно не лез в рот, а глаза перестали слезиться. Я слегка выглянул вперед и тут же был встречен градом пуль, полетевших в меня с первого этажа. Группа захвата была там вместе с остальными полицейскими, прибывшими по приказу Матьеса. Другого выхода не было, конечно, можно прыгнуть в разбитое окно, но вероятность, что я себе что-нибудь сломаю или вывихну была слишком велика.