— Мсье Дюваль, вы точно ничего не перепутали? Вы только, что перечислили список за двадцать лет.
Мне было трудно признать это. Все это было так противно, что я хотел провалиться сквозь землю, но чтобы не видеть всего этого и не говорить тех слов, что так упорно вылетали из моего рта.
— Увы, но все это правда. С каждого такого преступления мы имели свой процент. Мы закрывали глаза на все, если преступник шел с нами на контакт и был готов к своего рода сотрудничеству. Если же нет, то его судьба была не завидной.
— Что именно происходило с этими людьми?
— Они погибали в течение нескольких дней, а их бизнес или часть в каком-то бизнесе автоматически переходила к нам.
— Продолжайте.
— Все началось с одного небольшого преступления. Нам поступил вызов об ограблении, когда мы туда приехали то увидели, что хозяин магазина, бывший ветеран, смог сам обезвредить грабителя и держал его связанным на полу. Мы забрали его, а потом на допросе он признался, что смог бы платить нам пятьдесят процентов, если бы мы закрывали глаза на его выходки. Тогда то мы подумали над всем этим. Деларош лично принял решение, мы только дали свои согласия. Дело было замято, заявление старика было уничтожено и все факты о этом деле, тоже. По началу мы боялись, когда старик согласился на компенсацию, в обмен на молчание, тут-то мы все и поняли. Безнаказанность начала разлагать наши души, а совесть умерла в тот самый день. Наш отдел стал браться за самые «глухие» дела. Мы находили участников, главарей, боссов, начальников, неважно кого, предлагали им сделку. Дальше вы все знаете, если было согласие — все проходило тихо, если — нет, то он умирал, а кто будет волноваться за убитого преступника. В самом начале, нас никто толком не боялся, но когда были убиты несколько очень серьезных главарей, все сразу стали идти нам на встречу. Деньги начали литься не просто ручьем, а бурным водопадом. За один месяц мы зарабатывали больше, чем могли заработать за всю жизнь.
— Куда шли деньги?
— Распределялись между всеми, но основная часть оставалась у Делароша и его подельников сверху. Это было гарантом, что никакие проверки не смогут выявить все эти нюансы.
Эти слова вновь подняли волну негодования в зале суда. Я был противен сам себе, казалось, я вернулся обратно в детский сад, где меня отчитывают за совершенный проступок. Судья опять начал бить своим молоточком по столу, пока шум в зале не стих полностью.
— Расскажите подробнее про драгоценности мадам Мерсье.
— Она мертва?
— Насколько мне известно — да.
Я вдохнул немного воздуха в легкие и продолжил.
— Это случилось в холодное воскресное утро. Я тогда находился дома. Мне позвонил Деларош и сказал, что необходимо срочно приехать в отдел, подробностей он не сказал. Когда же я оказался на месте, то застал его в кабинете вместе с этой дамой. Она разговаривала с ним по поводу своих драгоценностей, их украли у нее накануне, когда она была в отпуске. Фамильные драгоценности, колье, серьги, в общем все то, что хранят старые дамы у себя в шкатулке после своей свадьбы. Почему она не сложила их в банковскую ячейку? Не знаю, она не говорила на эту тему. Но так как мадам была очень знаменитой и влиятельной, то такое известие как кража ее родовых драгоценностей просто не могло вылезти наружу. Это была личная просьба мадам Мерсье. Мы взялись за это дело с невиданным рвением и силой, и результат не заставил себя ждать. Мы нашли тех кто обокрал ее, кому продали драгоценности и, где они все это время находились. Правда за это время старушка слегла в могилу после внезапно проснувшейся болезни почек. Завещания никакого она не оставила, родственники, приехавшие делить ее имущество ничего не знали про наше расследование и по этому не могли знать о том, что драгоценности у нас. После того, как вся шумиха вокруг дележки имущества улеглась, мы смогли спокойно продать их иностранным коллекционерам и поделить все поровну.
— А как же они смогли пересечь границу? — судья заинтересованно посмотрел на меня.
— Этого я не знаю. Такими вопросами занимался исключительно Деларош и в такие интимные подробности нас не посвящал.
— Мсье Дюваль, та информация, которую вы сейчас ведаете суду, может быть использована и против вас. Вы это понимаете?
— Конечно. Я здесь именно ради этого.
— То есть вы стремитесь попасть в тюрьму, так я понимаю.
— Нет, просто я не хочу умирать с грязью на душе. Я не хочу хранить это в себе. Это слишком тяжелый груз.