– Понимаете ли, в т о г д а ш н е й экономике разбираюсь, смею думать, неплохо, но вот на практике это применить не могу, как ни ломал голову…
– Понятно, – охотно поддакнул Мокин. – Бывает… Ренат, а ну-ка, кыш к охране!
Водитель проворно вылез, аккуратно прикрыл за собой дверцу. Впереди, на пассажирском сиденье, кто-то зашевелился, меж высокими спинками показалось очаровательнейшее девичье личико – юная блондинка с затейливой прической и бриллиантовыми капельками в розовых ушках разглядывала Кузьминкина с неприкрытым интересом. Таких девушек он видел только по телевизору, а в реальности – лишь издали, за притемненными стеклами таких вот машин.
– Это Юля, – небрежно сказал Мокин. – Юля – свой мужик, при ней можно… Значит, как я понимаю, вы специализируетесь как раз на государе императоре Александре Втором? Какую вашу публикацию ни возьми, все – «К вопросу»…
– В общем, да, – промямлил Кузьминкин. – Специализируюсь…
– А объясните вы мне вот что… Почему каждый раз – «К вопросу»? За столько лет вопрос не сняли?
– Видите ли, так полагается, – сказал Кузьминкин. – «К вопросу». Подразумевается, что ни один из нас не Эйнштейн, революции в науке не совершит, может только рассматривать частности…
– Понятно. В узде вас держат, шаг влево, шаг вправо… А вот такой вопрос: финансы финансами, а с а м о это время вы хорошо знаете? В общем и целом? Как бы сформулировать…
– Не надо. Я понимаю, кажется…
– Вот и ладушки, – Мокин вытащил толстенный бумажник и отсчитал пять зеленых бумажек, после чего пачка в его руке отнюдь не похудела. – Вот тут пятьсот баксов, держите. Вы мне дадите научную консультацию, идет? Бабки в любом случае ваши, так что особо не напрягайтесь…
Кузьминкин осторожно потер пальцами зелено-серые бумажки с портретом щекастого длинноволосого субъекта. Т а к и е денежки он держал впервые, попытался помножить в уме… вроде бы на шесть тысяч… или по-новому – шесть рублей… Он путался, ошибался, не веря, что вычислил правильную сумму. Не могла она быть правильной, поскольку примерно равнялась его годовой зарплате, а зарплаты не видел уже полгода… И ведь пачка на вид нисколько не убавилась…
– Аркадий Сергеевич! – с мягкой укоризной воскликнул Мокин. – Вы что же это, думаете, я вам фальшивку впарю?
– Нет, что вы… – заторопился Кузьминкин. – Я их просто в руках не держал, не знаю даже, что с ними делать… их же в магазине не примут? Был какой-то указ… Их где-то менять надо…
– Тьфу ты, я и не подумал, – осклабился Мокин. – Пустяки. Будем ехать мимо обменки, кто-нибудь из дуболомов сбегает… И я вам сразу скажу: это аванс. Если у нас с вами все заладится, еще больше получите.
В голове у сбитого с толку Кузьминкина мельтешили вовсе уж феерические картины: наступило долгожданное научное признание, диссертация заинтересовала Оксфорд или Принстон, там хотят ее перевести, может быть, пригласить с лекциями… только причем тут известный шантарский бизнесмен? Он меценат, конечно, про него частенько говорят по телевизору в этой именно связи, но как он может сочетаться с Оксфордом или хотя бы с Краковским университетом, где однажды одну статеечку все же перевели? Как вообще сочетается Мокин с эпохой Александра Второго, что тут общего?
– Ну что, едем на консультацию? – спросил Мокин. – Вы деньги-то в кошелек приберите пока, рассыплете…
– Пожалуйста, я согласен… а куда?
– Да к вам в музей и поедем, – сказал Мокин. – Ручаться можно – уж там-то никому не придет в голову «клопов» понаставить. У вас там есть какая-то клетушка, там и разместимся…
– Вас же не пустят…
– Меня? – искренне удивился Мокин. – В музей? В Кремль пускают.
– Простите, я не подумал как-то…
– Ничего, бывает, – добродушно кивнул Мокин. – Вы мне только покажете, кто решает, пускать или не пускать, вмиг уладим. Юля, солнышко, покличь Рената…
Юля посигналила, и парой секунд позже в машину торопливо плюхнулся Ренат, включил почти бесшумно замурлыкавший мотор.
– Давай в музей, – распорядился Мокин. – По дороге подрулишь к обменнику, разобьешь баксы.
– Это где у нас музей? – растерянно спросил водитель.
– Я покажу, – заторопился Кузьминкин. – Сначала по Каландаришвили, потом на Журавлевскую…
Машина плавно отвалила от тротуара. За спиной у Кузьминкина что-то негромко стукнуло, он дернулся, испуганно оглянулся – оказалось, откинулся широкий подголовник.
– Там такая кнопочка есть, – пояснил Мокин, кажется, забавляясь. – Нажмешь – и откинутся… Вот бы еще такую кнопочку выдумать, чтобы, как только ее нажмешь, вся налоговая инспекция дружненько откинулась…
Машина не ехала – плыла, рытвин не ощущалось вовсе, хотя их, Кузьминкин помнил, на этой улице было предостаточно. Откуда-то струился теплый воздух, так что Кузьминкин мгновенно согрелся и даже пару раз посмотрел в окно, движимый совершенно детским желанием: хотелось, чтобы стоявшие на остановке люди видели его в т а к о й машине, принимая за постоянного ее пассажира.
Он украдкой разглядывал соседа – Мокин был постарше лет на десять, годочков сорока пяти, но выглядел практически ровесником: конечно, с его жратвой, деньгами, косметологами… Он чрезвычайно напоминал нового русского из рекламы «твикса» – той, что с промерзшим автомехаником: то же простецкое широкое лицо, короткий чубчик, не обремененный особенным интеллектом взгляд. Раз, наверное, в сотый Кузьминкин подумал: «Ну какой же секрет они, э т и, знают, что ездят на таких машинах, возят таких девушек и держат в бумажниках такие пачки? Как можно всего этого добиться? Понятно, не стоит вслед за красными газетами скопом зачислять их в расхитители и воры, но должен же быть какой-то секрет, с помощью которого становятся новыми русскими… Выведать бы…»
На Журавлевской Ренат остановил машину, сбегал в обменный пункт и очень быстро вернулся, протянул Кузьминкину несколько согнутых пополам бумажек:
– Ничего, что пятихатками?
– Да что вы… – пробормотал Кузьминкин, впервые державший в руках денежки с цифрой «500».
Жестом, который показался ему небрежным, запихал их во внутренний карман. Представил лицо Ольги, когда нынче вечером продемонстрирует ей веер из этих бумажек – и расплылся в триумфальной улыбке.
– Жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше, – сказал Мокин, словно прочитав его мысли. – Интересно, как денежка сразу придает уверенности в себе, а? Юль, прихватишь там пакет из багажника, надо же чаек организовать…
– И все же, что это за консультация такая? – спросил Кузьминкин. – Простите, я решительно теряюсь. Такие деньги…
– За толковые консультации как раз такие деньги и платят, – отрезал Мокин. – Был бы спрос, а деньги нарисуются…
– А это правда, что вы только десять классов кончили? – не утерпев, полюбопытствовал Кузьминкин.
– Ага, – охотно кивнул Мокин. – А зачем больше, если голова на плечах? Эндрю Карнеги и того не кончал, а посмотрите, в какие люди вышел…
Машины остановились перед музеем. Они двинулись к крыльцу – Кузьминкин, Мокин и Юля с большим пакетом. Их проворно обогнал плечистый Дима, первым ввалился в дверь.
Вахту стояла Анна Степановна, которую Кузьминкин с превеликим удовольствием бы удушил, будь он стопроцентно уверен, что его не поймают. От этой казни египетской стоном стонал весь музей – начиная от директора и кончая девочками-методистками, которым доставалось то за чересчур короткие юбки, то за чересчур длинные серьги. Тылы у ведьмы были железобетонные – прекрасно понимала, что на ее место никто другой добровольно не пойдет, а сама она, такое впечатление, трудилась здесь исключительно затем, чтобы упиваться крошечкой власти, благо пенсию, шептались, получала приличную и в приработке не особенно-то и нуждалась.